Сын неба

ушел в сторону, оставил своего командира одного.
После боя ему, Покрышеву, было трудно в беседе с Чубуковым оставаться спокойным, говорить, не повышая голоса.
«Ведомый – щит ведущего, – сказал он тогда, – и если ведомый проявляет трусость, бросает командира в бою и оставляет его без защиты на верную гибель – это не только малодушие, но, если хотите, предательство. Еще один такой случай – разговор будет коротким: я достаточно хорошо умею стрелять».
Чубуков стоял бледный. Помедлив, чуть слышно сказал: «Товарищ командир, поверьте мне… этого больше не повторится».
И он потом ни разу не бросал командира, служил ему надежным щитом в бою.
В одном из мартовских боев Чубуков до последней возможности прикрывал ведущего. Его ранило, но и с застрявшим осколком в ноге он продолжал сражаться. На аэродром вернулся только после окончания боя и сразу же из кабины попал в санитарную машину.
В госпитале Федора Чубукова приняли в партию.
«Да, – вспоминал Покрышев. – Прошло каких-то четыре месяца, а вон как шагнул парень».
Полк перелетел на один из аэродромов под Ленинград. Предстояло большое дело, но какое – никто не знал. Было приказано отдыхать и ждать команды.
Летчики разошлись и занялись своими делами. Покрышев после перелета почистил от пыли форму, надраил до блеска сапоги, вымылся. Оп уже приготовился ужинать, как в дверях появился дежурный и пригласил к командиру полка.
Матвеев сидел за накрытым столом.

– Поужинать не успели?

– Только собирался.

– Тогда составьте компанию. – Командир пригласил Покрышева за стол, пододвинул сыр, масло, хлеб, потом открыл банку тушенки.

За ужином Матвеев рассказал, что на одном из вражеских аэродромов сосредоточено большое количество бомбардировщиков. Немцы готовят налет на Ленинград. Решено предупредить этот налет. Завтра полк штурмовиков «Ил-2» нанесет массированный удар по аэродрому, а прикрывать их будут истребители покрышевского полка.

…Вылет назначили на одиннадцать часов утра. Летчики сидели в кабинах, ждали штурмовиков. Но они не появлялись. А через несколько минут прозвучал отбой.

Из самолетов вылезали недовольные: почему отменили вылет? Но вскоре выяснилось, что в последний момент кому-то пришла в голову мысль воспользоваться немецкой пунктуальностью. В половине первого у них начинался обед. На это время и решили перенести вылет.

Расчет оказался верным. Первый заход наши штурмовики совершили беспрепятственно – зенитки молчали. Только при втором заходе они стали торопливо огрызаться.

Удар был эффективный: сразу же запылало несколько машин. Над землей поплыл густой черный дым.

Вражеские истребители, поднятые по тревоге с соседних аэродромов, явно запоздали. Они появились, когда штурмовики совершали последний, третий заход.

Воздушный бой был скоротечный и ожесточенный. Покрышев действовал дерзко, и это принесло успех. Стремительными атаками, в которых его надежно прикрывал Федор Чубуков, он сбил два «мессершмитта».

Вернувшись с задания, Покрышев крепко обнял Чубукова:

– Спасибо, Чубук! Эти два «мессера» записаны на мой счет, но их по праву надо бы разделить пополам.

Почти полтора года Чубуков летал ведомым Покрышева. Он прошел хорошую школу и принял от своего учителя эстафету – командовал покрышевской эскадрильей. Окончил войну Федор Чубуков прославленным асом – сбил тридцать четыре самолета лично и пять – в группе. Свой рекорд он установил 28 марта 1944 года, когда за день уничтожил четыре фашистских самолета. В том же году ему присвоили звание Героя Советского Союза.

О Чубукове в полку говорили: «В нем чувствуется покрышевская хватка».

ГВАРДЕЙЦЫ

Аэродром полка находился недалеко от Волхова. Раньше здесь не базировались военные самолеты. Но шквал войны докатился и до этих краев. Приблизившийся фронт залпами тысяч орудий разорвал тишину заладожских лесов. Окопы и укрепления исчертили леса, топи и торфяные поля. Перекочевала в эти места и авиация.
За короткое время строители укатали под взлетные полосы поля, на которых прежде колосилась рожь да беспечно цвела картошка, понастроили блиндажи и землянки, проложили дороги.
Такие полевые аэродромы появлялись осенью и суровой зимой 1941/42 года за Ладогой, всего в нескольких километрах от линии фронта. Подобное соседство доставляло дополнительные хлопоты. Временами вражеская артиллерия вела по аэродрому интенсивный огонь. Летчики не оставались в долгу. Вылетая на задание, они обстреливали из пушек и пулеметов вражеские позиции.
В этот ноябрьский день стояла нелетная погода Низкая облачность плотной шапкой прикрывала землю Летчики, ознакомившись утром в штабе с обстановкой, разошлись по домам и землянкам. От нечего делать забивали «козла», писали домой письма, слушали игру на баяне Феди Чубукова. Погода обрекла полк на бездействие.
Вечером в штабе собрались на совет командиры.

– Дела, прямо скажем, неважные. – Матвеев низко наклонился над картой, внимательно рассматривая ее при тусклом свете коптилки.

Рядом сидели заместитель командира полка Пилютов, начальник штаба Минеев. Напротив, на скамейке, расположились начальники служб, командиры эскадрилий Зеленое и Покрышев, их заместители.

– Задачи перед полком остаются прежние. – Матвеев выпрямился, обвел взглядом командиров. – Первая – прикрывать Волховстрой, мост через реку Волхов, базу Кобона и «Дорогу жизни» через Ладожское озеро. И вторая – сопровождать транспортные самолеты по маршруту Тихвин – Ленинград – Тихвин и Плеханове– Хвойная – Плеханове. Как установится погода – будьте готовы.

– А на чем воевать? – подал реплику Зеленов. – Машин-то осталось мало.

Наступило молчание. В боях полк потерял много самолетов, а пополнение всё не поступало. И теперь каждый истребитель был на учете.