Енафа страшной гостьи в своей избе — и она не пришла.
А те, кто просил сударыню, допросился. Погуляла Оспа по Касимову двору. Забрала всех двенадцать детушек, а тринадцатым был старый Касим.
Савва с Авивой и Незваном ушли гробы сколачивать. Дерева лишнего не было, пришлось в лес съездить. Пилили кругляки на доски, строгали, сбивали…
И явился в Саввин дом в тот страшный день и час целовальник. С работником своим пришел.
— Саввы дома нет, — сказала гостям Енафа.
— Знаю, — ответил целовальник, улыбаясь. — Все я знаю, разлюбезная! И пришел-то я не к Савве глупому, а к тебе. По делу.
— Какое со мной дело? — удивилась простодушная Енафа.
— А такое, без которого белый свет мне стал немилым!
Подошел целовальник к Енафе, облапил да губами в губы. Чуть не задохнулась. Пришла в себя — толкнула! Да так толкнула, что целовальник на пол сел.
— Зверь ты, что ли? У соседей полна изба покойников, а ты с похабством к чужой жене?
Засмеялся.
— Плевать я хотел на все! Коли упираешься — силой возьму. Завоешь — так и касимовские бабы воют, за их криками твой тебя не услышит.
Отступила Енафа к печи, чтоб в руки хоть какое железо взять, но работник заступил дорогу.
— Не ерепенься, — сказал целовальник. — Будешь биться, он мне поможет тебя связать.
Работник показал Енафе вожжи. Со стены, видно, в сенях снял.
— Сама лучше ложись. Дураку твоему деньги за тебя предлагал — не берет. Придется бесплатно добром попользоваться.
Вскочил с пола, и работник вот он, руки выкрутил, юбку на голову, а у Енафы — тряпица…
Заругался целовальник, саданул работнику по рукам, и прочь они подались. На пороге оглянулся-таки.
— Повезло твоему Савве. Только ты все равно моей будешь. Не жить твоему дурню.
И дверью так хватил, что доска треснула.
Услышал Савва рассказ Енафы — за топор схватился, но — не побежал голову сломя во двор обидчика.
— Убить целовальника — тебя лишиться. Уходить надо. Собирай потихоньку пожитки. Послезавтра воскресенье. Уедем в субботу, хватятся нас только в понедельник. Мы к тому времени далеко будем.
Рассказал Савва обо всем братьям, и те согласились с ним.
Утром на работу пошли. Сруб они в колодце мастерили. Авива с Незваном были сверху, а Савва в колодце сидел.
Тут и подъехал целовальник. Наклонился над колодцем.
— Ты, что ли, Савва?
— Я!
— Ну, тогда прощай! — и столкнул в колодец бревно.
Савве жить на роду было написано. А Незван увидал, что целовальник содеял, подбежал да так треснул мерзавца кулаком в темя, что тот, словно бык, на коленки стал.
— Я — живой! — крикнул Савва. — Поднимай!
Братья его подняли, а в колодец отправился целовальник.
Уже через час Енафа проехала через деревню в сторону Дугина. Савва и братья ждали ее в лесу.
— Вот и беглые мы! — сказал Савва, принимая вожжи из рук жены. — Хорошо хоть, лето впереди.
Люди сыздавна приметили: на Еремея погоже, то и уборка хлеба пригожа. Еремей — он запрягальник, яремник, но про него и такое говорят: кто посеет на Еремея, у того не взойдет семя.
И хоть день первого мая был очень хорош, Малах в поле не поехал. Проверил в который раз упряжь, соху, покормил впрок лошадь.
В поле выехал на другой день, на Бориса. И опять же — как не верить людям! О Борисе говорят — соловьиный.
Ах, чего-чего они только не удумывали — соловьи! И свист у них, и клекот, и такое обмирающее щебетание, что послушаешь-послушаешь, да как поглядишь вокруг себя! И все старое новью обернется. Сам себя не узнаешь! Головой выше, глазами радостней, умней, и в сердце — всему прощенье. Ай, мол, что было — минуло. Иначе надо жить! Ну совсем не так, как жил, собачась день-деньской по всякому пустяку.
Хорошо отсеялся Малах. Под соловьиную радость.
После работы ласковым взглядом поглядел на домашних и всем сделал подарки.
— А тебе, Настька, — перстенек.
— С бирюзой! — охнула Настька.
— С бирюзой, — согласился Малах. — Дорогая вещь, да ведь и ты — невеста. Нам надо такого мужика, чтоб к нам в дом, а не из дому. Енафа трех работников привела. Как они теперь в чужой сторонушке? Теперь уж и не видимся, детишек ее, внучат своих, так никогда и не поглядишь.
Горечь разбирала Малаха. Не знал он, что уже через неделю ночью стукнут ему в окошко и обнимет он и Енафу, и Савву, и братьев его.
Проводит их Малах за болото к Лесовухе, а поселятся они от Лесовухи верстах в семи, в добром сосновом бору, у родника. Даже огород успеют посадить.
Глава 7
25 мая 1653 года на Земском соборе впервые был поставлен вопрос о воссоединении Украины с Россией. Представители всех сословий были единодушны и решительны — разлука двух народов, случившаяся на долгой дороге истории, затянулась. Оба народа платили за эту разлуку дань не только от трудов своих, но и попранием духа, а то и кровью.
В том, как спешно созвали Земский собор, сколь быстро, на первом же заседании, обговорили главное дело, чувствовалась хваткая рука Никона. Уже и решение было готово. Но царь и бояре спохватились, отложили утверждение вопроса до возвращения из Польши посольства.
Скорого собора не получилось. Никон сердился.
— Каков толк от посольства? — спрашивал он царя. — Заранее известно: Репнин привезет от короля пустопорожние обещания. Король шляхте не хозяин.
— У нас с Польшей вечный мир, — оправдывался Алексей Михайлович. — Если король его нарушит, тогда мы перед Богом будем чисты и примем Хмельницкого с великой радостью. Воевать, на Бога положась, можно только за правду. Неправая война русскому царю не пристала, и русскому человеку она не годится.
