Солдаты торопливо скидывают снаряжение, одежду, сапоги и, осторожно переступая, словно идут по минному полю, спускаются на гальку. Через минуту прибрежная полоса озера кипит от сотен барахтающихся тел. Смех, шутки, топот ног, плеск воды — все это смешалось в какой-то возбужденно-радостной кутерьме.
Аня разыскивает Шуру, и они вдвоем убегают под развесистые ветлы, раздеваются.
— Ух! — забредая в воду, взвизгивает Шура.
Аня смотрит на нее и громко смеется. Вода теплая-теплая.
— Трусиха! Дай-ка я тебя… — И девушки с головой скрываются под водой.
— С-сумасшедшая, — высовываясь, беззлобно ворчит Шура.
— Ага, я сегодня немножечко сумасшедшая, — весело соглашается Аня и, повернувшись, уплывает.
— Анька, куда ты? — тревожится Шура.
Девушка не отвечает. Она ложится на бок и плывет, плывет… А сердце стучит: тук- тук-тук. Хочется смеяться и плыть далеко-далеко.
Над озером гудят «петляковы». Они преследуют отступающего врага.
Шкалябин еще с берега увидел Аню, заплывшую чуть ли не на самую середину озера. Никто из солдат не решался соревноваться с девушкой.
Пашка стоял по пояс в воде и со страхом следил за ней. Сам он не умел плавать.
— Не ровен час, утонуть может, — заметил Красильников.
Пашка покраснел, отвернулся. Досадно ему, что он не научился плавать.
— Товарищ гвардии лейтенант, — выбираясь на берег, тревожно обратился к командиру роты Коля Крыжановский, — вы бы приказали ей вернуться. Чего доброго — захлебнется. Ведь после похода…
— Точно, товарищ лейтенант, — подсказал Красильников, — не ровен час.
Шкалябин сам волновался за девушку, но разве она послушает? Не тот характер.
— Ведь собрание сегодня, а она… — как-то растерянно произнес сержант.
Шкалябин отложил блокнот, в котором делал зарисовки, и стал раздеваться, не спуская с девушки глаз. А она, словно зная, что он поплывет за ней, уходила все дальше и дальше. «Отругаю», — решил лейтенант и с размаху бросился в воду.
Солдаты с любопытством следили, как их командир, саженками отмеривая расстояние, гнался за Отчаянной. Откровенно говоря, Шкалябину и самому очень хотелось побыть возле Ани. Только, конечно, не здесь, на середине незнакомого озера, где черт знает что может случиться.
Пока он плыл, желание отругать девушку исчезло. Уж очень хорошо было в этой теплой и прозрачной воде. Он понимал Аню. Ему захотелось так же плыть, плыть, не думая о войне, о ее тяготах, о смерти. Над головой проносились стрижи, в прибрежных зарослях заливалась иволга. Увидев Шкалябина, Аня повернула к берегу:
— Догоняй!
Это первое обращение на ты прозвучало как-то по-домашнему, мирно. Лейтенант, забыв обо всем, бросился за ней.
— Ну берегись, ну берегись! — весело приговаривал он.
Вдруг ноги Шкалябина уперлись во что-то твердое.
— Аня, здесь можно отдохнуть!
Она недоверчиво оглянулась, увидела, что он стоит, подплыла. Нащупала ногами дно, встала. Шкалябин рассмеялся: если ему вода была по грудь, то у Ани торчала лишь голова. Аня смущенно поглядывала на лейтенанта.
— Зачем ты так далеко заплыла? — спросил он.
— А ты зачем?
Ему хотелось подойти ближе к ней, быть может, коснуться руки, но стыдился собственной наготы. Он видел, как по ее лицу сбегали блестящие на солнце струйки воды, видел ее покатые плечи, красивые, белые. Ощущение близости перепутало мысли. Но он знал, что с берега следят за ними. Знала и Аня. Она оттолкнулась ногами и тихо поплыла к берегу.
А он все стоял и смотрел на искрящуюся дорожку, которая тянулась за ней, на солнечные блики, на зеленую каемку прибрежных кустов. Где-то далеко-далеко раздавался гул бомбежки…
12
Комсорг пилка старший лейтенант Рогачев пришел в первый батальон с опозданием. Комсомольцы расположились прямо на берегу озера. Они о чем-то горячо спорили. Коля Крыжановский, увидев Рогачева, сорвался с места, скомандовал «смирно», но старший лейтенант только махнул рукой: брось, не надо! Поздоровался.
— Задержался в третьем хозяйстве: тоже собрание было, — объяснил комсорг полка. — Начинай, времени у нас в обрез: скоро выступать.
Коля обернулся к комсомольцам, засунул пальцы за ремень и вот уже который раз провел ими, расправляя воображаемые складки на пропотевшей гимнастерке.
— Товарищи! Собрание считаю открытым. Прошу выбрать…
— Не надо, — подсказал Рогачев, — не успеем.
— Есть предложение председателя и секретаря не выбирать.
— Правильно, сам протокол пиши, — весело поддержали комсомольцы.
— Повестка дня. Первое: роль комсомольцев в предстоящей операции. Второе: прием в члены ВЛКСМ. Предложения, дополнения есть? Нет? Голосуем.
Десятки рук взмыли кверху.
— Единогласно. По первому вопросу слово имеет комсорг полка гвардии старший лейтенант Рогачев, — сказал Коля и, присев на корточки, развернул ученическую тетрадку с протоколами собраний.
Аня впервые в жизни присутствовала на комсомольском собрании, и ее поразило, как этот юнец Коля Крыжановский так ловко умеет говорить. Даже нигде не споткнулся. Рядом с ней сидел Пашка и нервно обкусывал немецкую сигару, чуть поодаль стоял Шкалябин, а возле его ног, подперев руками голову, лежал Красильников. Девушка удивилась: неужели этот великан с черными усами — комсомолец? Шепотом спросила Пашку.
— А ты знаешь, сколько лет ему? — улыбнулся тот.
— Сколько?
— Двадцать три.
Аня пригляделась к солдату. Да ведь и в самом деле, если он сбреет усы, станет обыкновенным молодым парнем. Как это она раньше не догадалась?
Шкалябин нетерпеливо посматривал на часы.
Откуда-то появились глыбы слоистых облаков. Воздух напитан тяжелыми испарениями. Быть грозе. Иногда облака надвигаются на солнце, тогда дышать становится легче. Ветра почти совсем нет. Комсорг полка говорит о подвигах, которые совершили комсомольцы в боях за Люблин. Он не выговаривает букву «л». Это Аня заметила с первых же его слов.
Коля, скрючившись в три погибели, уткнулся носом в тетрадь, бойко водя карандашом по бумаге. «Как это он пишет в таком неудобном положении? — подумала Аня. — Хоть бы сел, что ли».
Озеро все еще кишит солдатами. Некоторые, встав на колени у самой воды, стирают.
