отправляет сюда трех женщин, и они попадают в комнату через окно. Никто не станет перечить судьям. Они контролируют все вопросы торговли и следят за соблюдением законов. И если кто-то оскорбит их, всегда можно найти какое-нибудь нарушение.
— Отвратительно.
— Но в данный момент это не наша забота. Веселье становится разнузданным, и каше разоблачение, возможно, сведется к тому, чтобы просто открыть занавес. Еще пунша? — предложил Торн, и Белла протянула свою чашку.
— И как мы откроем занавес? — спросила она, сделав большой глоток. — Мы не сможем проникнуть в комнату.
— Вам нельзя появляться поблизости, но я смогу найти предлог войти туда.
— И сделать так, чтобы посторонние люди обязательно увидели ту картину?
— Можно распространить слухи. Описать все. Это будет похоже на то, как поднимается занавес в театре. А на такой сцене, с такими актерами… — Он улыбнулся Белле. — Да у вас глаза заблестели.
— А другие судьи? Они ведь тоже попадутся в этот капкан.
— Только если имеют склонность к таким же порочным развлечениям, что и ваш брат.
— Известно, кто они?
— Думаю, вы их знаете.
— Да, конечно! Как я не догадалась? Один, должно быть, сквайр Тороугуд. Это тот человек, за которого отец хотел выдать меня замуж.
— Он честный и добропорядочный? Это может навредить нашему плану.
— Не то и не другое. Но, полагаю, он считается справедливым, так как исполняет закон жесткой рукой. Правда, он известен как горький пьяница, а еще тем, что плохо обходился со своей первой женой.
— Сколько ему лет?
— Думаю, за сорок, — пожала плечами Белла. — А что?
— Вряд ли он подходящий выбор для вас.
— Отец настаивал, чтобы я вышла замуж. — Белла поморщилась. — Сквайр Тороугуд предложил спасти меня от позора, и отец это одобрил. Помню, он говорил мне, что сквайр Тороугуд строгий человек и знает, как держать в узде взбалмошную жену — с помощью кнута, если необходимо.
— Жаль, что вашего отца нет в живых, — с застывшим лицом сказал Торн. — Я бы с удовольствием высказал ему все, что думаю о нем.
— Он вышвырнул бы вас.
— Сомневаюсь.
Торн улыбнулся той зловеще-уверенной улыбкой, которая иногда появлялась у него на лице.
Белла подумала, что для такого разговора он взял бы с собой свою команду.
— Если сквайр Тороугуд грешит вместе с Огастусом, я не буду возражать, чтобы его опозорили.
— Хорошо. Вы одобряете план?
— Если он может быть исполнен — да. — Белла выпила еще пунша, с возрастающим удовлетворением обдумывая предстоящий день. — Но зрелище должно быть впечатляющим и явно скандальным. Как мы сможем обеспечить его? Того, что мужчины играют в карты, еще не достаточно.
— Они играют в кости. — Пристально глядя на нее, Торн сделал глоток. — А когда проигрывают, женщины снимают с себя предметы одежды.
— О-о.
— Когда одежды не остается, начинаются другие штрафы.
Белла решила, что остальное ей знать ни к чему.
— Итак, нам просто нужно получить сигнал о том, что все зашло достаточно далеко?
— Совершенно точно. — Он улыбнулся — возможно, даже одобрительно. — Однако было бы полезно иметь рядом нескольких знатных свидетелей, а также священнослужителей — тех людей, кто не боится судей, и поэтому широко и далеко разнесет эту историю. — Торн выпрямился. — Фортескью! Замечательно.
— Вы хотите втянуть лорда Фортескью в эту скандальную затею? — Белла прикрыла ладонью глаза. — Вы сумасшедший.
— Думаю, это гениально. Кто может быть лучше? Он несговорчивый, вспыльчивый, строгий блюститель нравственности. И виконту нечего бояться судьи.
— Вы говорите так, словно хорошо его знаете.
— Я вел с ним дела.
— Как капитан Роуз?
Он удивленно взглянул на нее, как будто она произнесла глупость, и снова сказал:
— Доверьтесь мне, Белла.
— Шляпная булавка, — буркнула она.
— Обратите свой острый ум на то, чтобы найти, кого еще можно привлечь в свидетели. Что насчет семьи, с которой хочет породниться ваш брат?
— Лэнгемы? Но мистер Лэнгем старается упрочить положение своей семьи, поэтому не захочет ввязываться в скандал.
— Даже если выяснится, что жених его дочери — отъявленный негодяй? Если он увидит все собственными глазами?
Белла задумалась.
— Да, тогда он, возможно, будет действовать, По тому немногому, что мне о нем известно, могу сказать, что он любящий отец.
— Кто еще? — Он в задумчивости постукивал пальцем по кружке. — Что скажете о викарии? Вы знаете его?
— О да! Это преподобный Джервингем. Энергичный человек, сын графа Монклиффа. Он не поддается влиянию местных властей и известен тем, что открыто осуждает с кафедры грешников, невзирая на то, высокое или низкое положение они занимают.
— Я уже восхищаюсь им, — с довольной улыбкой сказал Торн. — При том количестве местных зрителей, которое мы можем собрать, эти три джентльмена смогут добиться своего.
— Если судьи действительно поведут себя недостойно.
— Если верить миссис Каллоуэй, так бывает всегда.
— Всегда?
— Ваш брат — закоренелый грешник, Белла.
— Да, пожалуй, так. Но… но они, как считается, защищают закон!
— Который, конечно, никогда не применяется к ним. Итак, нам нужен только сигнал. — Он подмигнул Белле. — Громкий женский крик даст мне повод ворваться туда, правильно?
— Разве может джентльмен повести себя иначе? — подмигнула в ответ Белла.
— Мне придется вернуться в «Дуб», чтобы обо всем договориться. Приношу извинения за недопустимо плохое поведение.
— А мне, несомненно, придется изображать несчастную жену.
Встав, Торн подошел и поцеловал ее, ощутив ароматы бренди, апельсина и мускатного ореха.
— Я не ушел бы, если бы это не было так важно.
