Каро ясно видела, что от нее ждут раскаяния. Она вызывающе посмотрела на Эйама:
– Как только я всерьез задумалась о новом браке, у меня появилось маленькое сомнение. Оно росло.
– И вы мне ничего не сказали.
– Я надеялась, что это неправда. – И тут же поняла свою ошибку. – Эйам…
Но он ринулся к ней и упал на одно колено.
– Так вы действительно любите меня, Каро.
О Господи!
– Нет, Эйам. Я должна сказать вам, что не люблю вас.
Он с недоумением посмотрел на нее:
– Не любите?
– Нет. Мне очень жаль…
Он поднялся куда более неловко, чем упал на колено.
– Вы когда-нибудь любили меня?
Как это болезненно.
– Думаю, да.
– Вы влюбились в другого, – сказал он.
Каро ненавидела ложь, но, щадя его гордость, сказала:
– В настоящее время никакого другого нет, Эйам, и, возможно, никогда не будет, если Джек Хилл жив.
– Вы фактически станете его женой?
– Нет, я добьюсь раздельного проживания. У нас нет ничего общего, кроме того получаса десять лет назад.
Он отвернулся, а потом снова посмотрел на нее:
– А как насчет этого Грандистона, который был так неприятен?
– Грандистон? – От произнесенного вслух имени Каро охватила дрожь. – Эллен вам и об этом инциденте рассказала?
– Она хотела объяснить необходимость вашего отъезда. Вам грозит опасность?
Он все еще хотел защитить ее, и это ее тронуло. Каро поднялась и подошла к нему:
– Я здесь в безопасности, Эйам, и под покровительством лорда Ротгара, но очень любезно с вашей стороны, что вы беспокоитесь.
– Конечно, беспокоюсь. Я останусь в Лондоне на несколько дней. У меня тут кое-какие дела, но я в вашем распоряжении, если понадоблюсь. Я остановился у Генри Флиса на Брук-стрит.
– Спасибо. Сожалею, что причинила вам боль, но думаю, что мы оба заслуживаем настоящей любви.
Он кивнул и вышел, лишь поклонившись.
Собравшись с силами, Каро отправилась на поиски Эллен.
– Вы отказали сэру Эйаму? – воскликнула Эллен. – После того как он приехал сюда, чтобы быть рядом с вами?
– Это недостаточная причина для брака, – ответила Каро.
– Да вы с ума сошли, Каро. Вы не можете отрицать, что до того, как мы в тот день отправились в Фроггат-лейн, планировали свадьбу.
– Я поняла, что ее не будет.
– Но почему?! – требовательно спросила Эллен.
– Я не люблю его.
– Ну и ну! И когда вы это решили?
Эллен говорит вполне разумно. Поменяйся они местами, Каро сама задавала бы подобные вопросы. Хвала небу, что Эллен ничего не знает о ее приключениях.
– Все пошло вверх дном, потом поездка сюда, и я начала смотреть на все по-другому.
– Другими словами, вы развращены злом Лондона.
– К настоящему времени я посетила Вестминстерское аббатство, посмотрела выставку пасторальных рисунков и дважды гуляла по парку. Вчера мы ходили на воскресную службу и на собрание, касающееся благотворительной больницы. Мои впечатления от Лондона не совпадают с рассказами леди Фаулер.
– Леди Ротгар, должно быть, из-за беременности изменила свое поведение. Что касается лорда, то я и говорить ничего не стану.
– Эллен, я не потерплю нелюбезного отношения к нашим хозяевам.
– Долг каждого христианина осудить его грех, он прижил ребенка вне брака.
Каро вздохнула:
– По дороге сюда я встречалась с леди Хантерсдаун. Она восхитительная женщина, они с мужем так любят друг друга.
– Она католичка!
– Эллен! – выпрямилась Каро. – Если вы не желаете оставаться под крышей этого дома, я найду вам комнату в респектабельной гостинице…
– Вы отправите меня одну?
– Тогда… ладно, это не имеет значения. Но не оскорбляйте лорда Ротгара или леди Аррадейл, или я лично посажу вас в карету до Шеффилда!
Глава 25
Вернувшись в Лондон, Кристиан сразу отправился в дом Торна и застал там страшный хаос.
Рабочие устанавливали панели из искусственного мрамора и драпировали потолок темной тканью. Кристиан с трудом пробрался в кабинет Торна.
– Что это за преисподняя?
– Не преисподняя, а Олимп, – ответил Торн и, проинструктировав двух рабочих, отпустил их. – В этом году «Пир олимпийцев» устраиваю я, так что все должно соответствовать классике.
Кристиан сел.
– Этот пир на самом деле столь многообещающий, как звучит?
– Нет. – Налив бренди, Торн передал ему стакан.
– Не чай? – удивился Кристиан, отпив желанный глоток. – Ты, должно быть, болен.
– Тренируюсь. – Торн сел. – «Пир олимпийцев» – это ежегодный осенний маскарад для избранных. Все в римских или греческих костюмах, и никаких разоблачений.
– Весьма заманчиво.
– Если не считать того, что в таком узком кругу все друг друга знают и маскировка напрасна. Так что это просто развлечение для тех, от кого долг требует остаться в Лондоне, и возможность пообщаться тем, кто в обычной жизни не разговаривает друг с другом. Условие гласит, что разногласия и враждебность должны быть на время забыты.
– Политика, – поморщился Кристиан. – И никаких весталок и нимф?
– Сколько угодно, но было бы неблагоразумно воспользоваться этим. Особенно когда в твоей жизни женщин предостаточно.
Застонав, Кристиан отхлебнул бренди.
– Какие новости?
– Во-первых, я не нашел леди Грандистон. Если она в Лондоне, то хорошо прячется.
– Никогда не думал, что это возможно. Что с Силкоками?
– Их я обнаружил. Они остановились в Сити у некоего мистера Маттина. Он американский торговец.
– И что ты сделал?
– Установил за ними наблюдение. А чего ты ждал? Что я швырну их в темницу?
– Нет, но… Хорошо, что они под присмотром. Спасибо. Они ничего не делают?
– Я бы так не сказал. Он, очевидно, занимается коммерцией. Они вместе ездили к врачу, доктору Гленмору, и миссис Силкок возвращалась туда, так что, возможно, ты прав, она нездорова.
