Извините. Это было глупо с моей стороны. То был мой последний день в Бриджхэмптоне, и я не знал, где вас искать.
Могли спросить в ресторане!
Я думал, это вам не понравится.
Почему? Я-то вас не стыжусь. Это вы меня стыдитесь. Вы не написали на пакете своего имени. И я догадалась, почему вы отправляли открытки в конвертах, чтобы никто не узнал, что вы мне пишете!
Кэрри, я их запечатывал, потому что так интимнее и дружелюбнее. И потом – остается больше места, где писать.
Я вижу только, что вы не хотите, чтобы кто-нибудь подумал, что я вам нравлюсь.
Допив чай, Кэрри, как будто отстраняясь от действительности, подобрала ноги под себя и мрачно поглядела на Шмидта.
Я не хотел вас смутить, вот и все. Мне казалось, что красивой юной девушке вроде вас не понравится, если люди станут дразнить ее из-за какого-то старика.
Если я вам нравилась, не надо было думать за меня!
Но вы не можете отрицать, что нравитесь мне. Иначе зачем бы я так часто приходил в «О'Генри»? Не ради же их кухни!
Не пересесть ли на диван, осторожно устроившись на краешке? Пройдет ли с Кэрри номер с безмолвным пожатием рук, которым они больше часа забавлялись с Ренатой? Или попробовать что-нибудь более дерзкое? Можно, к примеру, посмотреть фотографии Большого Каньона. По всей вероятности, альбом, который он смотрел с Коринн, стоит в том же шкафу и на том же самом месте. Вместе с тем Шмидт понимал, что никаких уловок не нужно, ему вовсе не так уж хочется здесь преуспеть, и у него, должно быть, ужасный запах изо рта. Он поднялся, бесцельно поворошил угли и подбросил полено.
Эй, Шмидти, а вы не хитрите?
Можно ли влюбиться в голос?
Она, как кошка, соскочила с дивана. К объятию Шмидт оказался не готов – встав на цыпочки и схватив его за уши, Кэрри дотянулась до его губ, – и, чтобы не упасть под весом ее тела, он обхватил ее обеими руками. И осторожно погладил по затылку. Просто чудо, что эти волосы, эта голова, которую он втайне разглядывал все эти вечера, могут быть так доступны. Он рискнул дотронуться до ее маленьких аккуратных ушей. Она, завершив поцелуй, лизнула его руку и замерла, прижавшись к нему, опустив голову покойно и покорно во впадинку на его груди.
Помолчав, она шепнула: Не хотите сесть? – и, положив руку на его отвердевший член, с силой сжала его. А он хорош. Жаль, что сегодня вы больше ничего не получите.
Но на диване: Давайте просто спокойно посидим рядом, поговорите со мной, – Кэрри сейчас же снова схватила его, отстранив свободной рукой его руку, которой он хотел – наверное, просто чтобы чем-то ответить – погладить ее.
Я же сказала, не валяйте дурака. Вы будете со мной разговаривать.
Это оказалось трудно. Будто говорить нужно на иностранном языке, единственном, который он когда-то учил и давно забыл, на школьном французском. Подбирать каждое слово. Произносить. То, что получалось, казалось, говорил кто-то другой, а не он. Предмет разговора был очевиден – Шмидт стал описывать, как необычность Бразилии, яркий свет и горячий зной поразили его в тот самый момент, когда он оказался на открытом воздухе, выйдя из самолета в Манаусе и собираясь последовать за встречавшим его шофером в здание аэропорта; до той минуты Бразилия оставалась для него дремотным движением в кондиционированном воздухе сквозь хаос аэропортов Рио, Сан-Паулу и Бразилиа. Но Кэрри хотела услышать другое.
Об этом вы можете рассказать как-нибудь потом, сказала она, сильнее сжимая руку. Я хочу услышать, что во мне так вам понравилось.
Длинная шея. Большие глаза. И волосы. И то, что вы всегда хрипите. Только вам придется немного поработать над голосом, если вы вправду собираетесь стать актрисой.
Вам не нравится мой голос. Он пуэрториканский и совсем не стильный.
Неправда. В нем ваше особое очарование. Я бы хотел сохранить его в своих ушах, как на магнитофоне, чтобы слушать его, когда вас нет рядом.
Врун! Если бы вы любили слушать, как я говорю, почаще приходили бы в ресторан. Что еще вам нравится?
Сдерживаться было мучительно, и боль была не слабее его наслаждения, но Шмидт понимал, что если Кэрри отнимет руку, его уже ничто не остановит. Если он будет говорить обиняками, Кэрри засмеет его. Ничего не поделаешь, придется назвать вещи по именам.
Сожми мой член посильнее, Кэрри. Сожми изо всей силы.
Как стальным кольцом. Теперь он может сидеть так хоть вечность. Если бы она еще дотронулась до яиц.
Вы не говорите, за что я вам нравлюсь.
За то, что ты работаешь целый день и иногда выглядишь усталой, мне нравится твоя кожа и твои ступни, твой рот. Я не видел твоих грудей – думаю, они маленькие и крепкие.
А вот и неправда. У меня большие сиськи. И еще вы думаете, что я неотесанная дурочка. А теперь еще думаете, что я шлюха.
Нет, Кэрри. Я думаю, что ты прекрасная и чокнутая.
А мне нравится, что вы чокнутый. А вы меня любите?
Пока нет. Наверное. Еще не знаю.
Но будете. И перестаньте закрывать глаза!
Натяни и отпусти, натяни и отпусти. Шмидт больше не пытался говорить, и когда наконец мокрое пятно растеклось по нему, у него было ощущение, будто это произошло где-то далеко-далеко. О, это что-то! Долго копили.
Извини.
Не глупите. Я знаю, что делаю.
Помолчав, она потянула носом воздух и сказала:
Вы пахнете грибами, Шмидти. Шмидти-грибной-суп!
Она просунула ему в рот свой язык и тут же оттолкнула его, вскочила на ноги, прыгнула с дивана в кресло, подхватила свои туфли и куртку и, надев их на себя так стремительно, будто шла на рекорд, сказала:
Мне пора. Хотите, завтра прогуляемся по пляжу? Завтра будет хороший день. Я заеду за вами в одиннадцать.
XI
Не стоит ждать, что она появится вовремя. В конце концов, у нее сегодня выходной, а в котором часу она вчера ушла от него, страшно подумать. Но когда она не появилась и в половине двенадцатого, Шмидт убедился, что сглупил, не спросив у нее номер телефона. Без особой уверенности он поискал ее в телефонной книге, затем позвонил в справочную – такой нет. Может, он не так услыхал ее фамилию? С минуты на минуту приедут польки. Мысль о том, что они увидят, как здесь появится Кэрри, не понравилась Шмидту: польки много лет служили Мэри, а теперь с любой точки зрения – если не считать того, что платил им Шмидт, – они были Шарлоттины. Едва он представил, как они отнесутся к Кэрри: вопросы, хитрые взгляды, пожалуй, и оценивающие замечания – ему стало неловко. А потому решил сесть в машину и, немного отъехав, ждать Кэрри на дороге. Единственное неудобство в том, что если она позвонит, он не сможет ей ответить. На секунду он пожалел, что нет автоответчика, на котором он мог бы оставить для нее сообщение. Если, выждав еще немного, дождаться полек, можно будет попросить миссис Новак, которая начисто лишена чувства юмора и кажется наименее любопытной из всех, сказать Кэрри, если она позвонит,
