Поэзия пустыни, Борьбы беспрестанно кочующих, Извечно враждующих Родственных станов, Поэзия караванов — 'И шел, колыхаясь, как в море челнок, Верблюд за верблюдом, взрывая песок'[51]. Зело поэтично, Но не очень практично. Езды караванной детали Строители наши на себе испытали: На верблюдов вьючили инструменты и все необходимые принадлежности. Работники рассаживались по трое на каждого верблюда. При подъеме верблюд неимоверно качает. Кто не успел вовремя ухватиться за сидящего впереди, кубарем летел в снег. Когда же верблюд скользил на спусках, не было никаких сил удержаться между качающихся его горбов… Так как верблюд не имеет обыкновения предупреждать 'пассажиров', всякие перемены в их положении были внезапны и падение неизбежно.
Неудобно и членовредительно. А в поэзии как получалось прельстительно: 'Мотаясь, висели меж твердых горбов Узорные полы походных шатров, — Их смуглые ручки порой подымали, И черные очи оттуда сверкали…'[52] Хорошо читать в стихах да в романах О верблюжьих караванах, Читать, развалившись на мягких диванах, В неге, в сладком таком полусне, А не трясясь на верблюжьей спине. Поэзия — мастер откалывать штуки, Поэтизировать страшные муки, Покорность раба и жестокость владыки, Вопли жертв и разбойные клики, Фальшивых героев в позорной войне, Грабительский гул в покоренной стране, Виды смерти, нужды, угасания… Лишь бы все это было от нас в стороне, Лишь бы к нам не имело касания! Навод эстетический — краски и лак — На мерзость и мрак. Что ж, мы разве не правы, Отбирая здоровое вместо отравы, Правду жизни взамен поэтических врак? В пролетарской, в советской литературе Слова о рабоче-крестьянской культуре — Не буржуйско-эстетное словоизвержение, Не ложнокультурное самоублажение, А голос живой. Призыв боевой К стремительно-бурной Работе культурной, Особливо в местах захудалых, Далеких, отсталых, В заболоченном крае, в песчаной пустыне, Где стонали поныне, Средь ужасов, смерти и тьмы, Такие же люди, как мы, Нашей помощи ждущие, Чтоб делить с нами наши победы грядущие, И победы, и трудные дни. Наши цели и наши дороги — одни. И поэзия — тоже. Она крайне проста, и свежа, и ясна, Как утренний воздух, как в поле весна. И чем проще, свежее, яснее она, Тем милей нам она и дороже, Том сильнее она и бодрит нас и радует. Вот каков ее тон, Когда взгляд ее падает На железобетон: Заработали экскаваторы, грабари, артели землекопов, тачечников, зашевелились каменщики и бетонщики… Любо было посмотреть на арматуру железобетонных труб, установленную арматурщиками. Труба перед бетонированием выглядела, по словам рабочих, 'как невеста перед венцом'. Отворачивались недовольные арматурщики, увидав, как бетонщики заделывают их красивую ажурную арматуру в бетон.
Труба металлтреста Поэтическим к нам обернулась лицом: Глядит как невеста Перед венцом! И глядят на ее красоту не мишурную, На ее арматуру ажурную, И грустят мастера и поденщики, Что ее, металлический свежий бутон, Бессердечные люди, бетонщики, Замуравят навеки в бетон! Красота наша новая, Деловито-суровая, Своей свежестью неиспохабленной, Чистотою, блестящей сквозь уголь, руду, Нас она приучает не к неге расслабленной, А к труду! Пусть прельщают эстетов
