деньги!..
Юрий Александрович расплылся в улыбке.
— Действительно, изъятие имело место. И без постановления… Но взамен я две свои десятки подсунул. Незаметно.
— А-а, — протянула Гранская.
Они говорили, но в то же время не отрывали глаз от железной дороги.
Газик вырвался на загородное шоссе. Оно пролегало метрах в пятидесяти от путей. Их разделяли деревья, заросли кустарника, а также лоскуты крошечных огородов и картофельных делянок.
— Но одну штуку удалось узнать, — продолжал инспектор. — По-моему, ценную. Марчук был у Зубцовых не один раз. При жизни сына.
— Я так и подумала, — кивнула Гранская. — Откуда бы он знал про подсвечники?
— И странно: приходил почему-то всегда поздно вечером.
— А в тот вечер, ну, перед гибелью Зубцова?
— Этого старуха не знает…
— Поезд, поезд! — крикнул шофер.
Но Гранская и Коршунов уже сами заметили его.
Расстояние между газиком и товарняком быстро сокращалось. И вот темные коричневые вагоны без окон словно застыли на месте, а потом как бы стали откатываться назад, мелькая за низкорослыми деревцами.
Ту-тук, ту-тук, ту-ту-тук, — стучали на стыках колеса.
Следователь и старший лейтенант напряженно вглядывались в мчащийся товарняк. Мешали деревья.
— Смотрите, смотрите! — опять закричал шофер.
Где-то посередине состава на крыше вагона, расставив широко ноги, стояли друг против друга две человеческие фигуры.
Шофер сбавил газ, приравнивая скорость машины к скорости поезда.
Старший лейтенант схватил микрофон рации.
— Я — «сорок второй», — доложил он. — Видим их. Оба на крыше товарняка…
— Где находитесь? — раздался из динамика низкий голос начальника горотдела милиции Никулина.
— Пятнадцатый километр, — ответил Коршунов.
— Через четыре километра железнодорожный переезд, — подсказал майор.
Инга Казимировна так и представила его, стоящего у карты и мысленно следящего за их продвижением.
— Ах, гад! — не сдержался старший лейтенант, инстинктивно хватаясь за кобуру пистолета.
В это время следователь тоже увидела, как Марчук нанес удар в лицо Соколову.
Май зашатался, но не упал.
— Что случилось? — тревожно спросил по рации начальник горотдела.
— Драка, — ответил Коршунов. И снова не удержался: — Хорошо он его… — Эти слова звучали с теплотой, потому что Май, изловчившись, ударил Марчука ногой в живот. Тот свалился на крышу, но чемоданчик из рук так и не выпустил.
В следующее мгновение Май бросился на него, и завязалась отчаянная борьба. Противники перекатывались с одного конца крыши на другой, и казалось, что оба вот-вот свалятся на землю.
Все в машине молчали, наблюдая их смертельную схватку и в страхе ожидая развязки. Старший лейтенант даже прервал свой доклад по рации.
— Почему молчите? — не выдержал Никулин.
— Не знаю, что предпринять, — хриплым от волнения голосом ответил Коршунов.
— Попробуйте подать сигнал машинисту, — посоветовал майор.
— Не услышит. И не увидит. Деревья…
И действительно, с машины просматривались лишь крыши вагонов.
Соперникам каким-то образом удалось расцепиться и подняться. Но проворней это получилось у Марчука. В лучах солнца сверкнули металлические части «дипломата», которым взмахнул над головой Мая Марчук.
И тут островок высоких осин совсем закрыл товарняк от взора сидящих в газике.
Километра полтора ехали, не видя, что происходит там, на крыше вагона. А тут, как назло, показался хвост автомобилей, застрявших у закрытого шлагбаума. Газик выскочил на левую сторону, резко завизжали тормоза. Переезд.
Все выскочили из машины. В это время мимо них проскочил локомотив. Сигналы следователя и старшего лейтенанта машинист, конечно, не заметил. Гранская, Коршунов и шофер напряженно вглядывались в мчавшиеся мимо вагоны. На крыше одного из них, кажется, промелькнула лежащая фигура. Чья?
— Марчук! — перекрывая шум, прокричал Коршунов.
— Вижу, — ответила Гранская.
И оба подумали об одном и том же: где Май, что с ним?
Отгремели последние вагоны и стали уползать за поворот. Через полкилометра — железнодорожный мост, пересекающий Зорю. Добраться туда можно было только кружным путем, сделав километров двадцать.
— И-ех, упустили гада! — сплюнул на землю в сердцах шофер.
Затем все они бросились бежать по маслянистым путям в сторону, откуда пришел товарняк…
…Май лежал среди сочных, ярко-зеленых, тщательно окученных кустов картофеля. Кусты были покрыты бело-фиолетовыми цветами.
Он лежал на боку, с подвернутой ногой, уткнувшись окровавленным лицом в рыхлую землю…
Часто бывает: работаешь вместе с человеком, видишь его каждый день, как будто все о нем знаешь. Но на самом деле выясняется — твои суждения касаются только самого поверхностного слоя его характера и жизни. Плохо, когда это познается в несчастье.
Об этом думала Инга Казимировна, вышагивая в пустом больничном коридоре возле операционной, где врачи вот уже больше двух часов боролись за жизнь Мая Соколова. Его доставили сюда в реанимационной машине…
Кто был Май для Гранской до сегодняшнего дня? Обыкновенный парень, каких тысячи вокруг. Может, немного чудаковатый, со своим странным увлечением собирать из газет и журналов забавные, анекдотические случаи, запоминать и при случае рассказывать.
Инга Казимировна почти ничего не знала о его семейной жизни — Соколов об этом никогда не распространялся.
Почему-то Гранской он казался скорым на подъем, безотказным. Но кроме автомобилей и забавных историй, взятых напрокат, его ничего как будто не интересовало. И вот только сегодня узнала — у Мая золотые руки. Прямо-таки плотницкий талант. Весь свой дом он изукрасил деревянными узорами так, что никто не может равнодушно пройти мимо, останавливаются, чтобы полюбоваться фантастическими птицами, зверушками, цветами, вплетенными в кружева наличников, карнизов, декоративных украшений.
Раньше Гранская никогда бы не могла себе представить, что Май, ни секунды не раздумывая, бросится за преступником, сознавая отчетливо: впереди его может ожидать все, вплоть до смерти.
И еще. До сегодняшнего дня Гранская думала: ну какая может быть жена у Мая? Простенькая, наверное, женщина, с нехитрыми заботами, которые укладываются между работой и домом. А она была одной из лучших вышивальщиц на местной фабрике да еще пела в хоре. И не просто пела — солировала. Говорят: приглашали, звали в консерваторию, но она не поехала.
И еще у них с Маем было двое мальчишек. Младшенькому шел десятый месяц…
Всеми этими сведениями успел снабдить Гранскую Коршунов, который опрашивал соседей Соколова по поводу Марчука.
И вот теперь Инге Казимировне предстояла тяжкая обязанность сообщить жене Мая о случившемся. Конечно, можно было переложить это на других, но Гранская считала, что не имела на то морального права.
