Но Измайлову показалось, что Межерицкий не верит. И от этого было почему-то неловко, стыдно.
Потом уже, дома, Захар Петрович думал о том, что стыдно ему стало вот почему: сто двадцать одна семья, проживающая в их доме, обижена, оскорблена и обременена чьим-то заведомо нерадивым трудом, а он и еще двое счастливчиков освобождены от забот и хлопот.
За какие такие заслуги? Ведь они, эти остальные, такие же трудяги, как и он. У каждого свое дело, свой участок работы. Даже посложнее, может быть. И, например, как у Бори Межерицкого, не менее ответственный. Ведь он, прокурор, и рабочий у станка на заводе Самсонова равны по существу и по закону. Они имеют равное право на жилье…
— Почему ты мне не сказала об этом раньше? — спросил Измайлов жену, когда они пришли к себе.
— Господи, да я сама узнала об этом недавно…
Настроение было испорчено. Захар Петрович хотел было опять засесть за свои деревянные скульптуры, но не смог — боли в пояснице усилились.
Он лег с книжкой, но не читалось.
Измайлов почему-то вспомнил слова, оброненные как-то Зарубиным, что прокурору вредно долго засиживаться на одном месте. Тогда Захару Петровичу показалось, что прокурор области не совсем прав: чем дольше работаешь в районе или в городе, тем лучше знаешь людей, их проблемы и нужды и, разумеется, местные «болячки». Теперь же он понял, что имел в виду Степан Герасимович.
Взять хотя бы сегодняшний случай. Он, прокурор города Измайлов, получил квартиру в доме, построенном заводом. Одна деталь: его квартиру отделали лучше других. И пусть он этого не знал, но ведь Самсонов же знает!
Захар Петрович пожалел, что говорил с Самсоновым не так, как надо было говорить на самом деле, — строго и требовательно. То, что огрехов у директора хватает, видно очень хорошо.
Значит, миндальничал? Боялся испортить отношения?
Так вот, наверное, почему Самсонов уверен, что и на этот раз его «волевые» действия сойдут ему с рук. Как и в прошлом году.
«Вот что для него означают паркет и моющиеся обои!» — с горечью размышлял Захар Петрович.
И подумал: в сущности сколько в нашей жизни мелочей — еда, одежда, квартира. Каждодневные заботы, от которых вас незаметно могут избавить вот такие «доброхоты», чтобы потом потребовать за них соответствующую плату на что-то закрыть глаза, что-то посчитать «отдельными недочетами»…
Мелочи… А если посерьезнее? Например, устройство сына или дочери в «престижный» институт, потом — на «теплое местечко». Тогда и услужить надо будет соответственно — не заметить хищение, простить взятку, а то и еще похуже…
«Да, — вздохнул Захар Петрович, — Степан Герасимович все-таки прав. Семь лет я в Зорянске. Оброс друзьями, знакомыми. С кем-то ездил на пикник, у кого-то был на дне рождения, у кого-то на свадьбе. И, наверное, кто-то мне уже сделал услуги. Всего ведь не упомнишь. Хожу в магазин, бываю у врачей. Да и Галина с Володей тоже вращаются среди людей. Конечно, нельзя всех считать корыстными, расчетливыми, но ведь и таковых хватает…»
Размышления Захара Петровича прервал звонок Гранской. Инга Казимировна справлялась о здоровье. Она не была в прокуратуре, когда Измайлов беседовал с Самсоновым.
— На поправку, — неопределенно ответил Захар Петрович. — У вас ко мне дело?
— Элементарная забота подчиненного, — сказала Гранская, и он почувствовал, что она улыбается. — Выздоравливайте. И поменьше думайте о работе…
— Марчука задержали? — все-таки спросил Захар Петрович.
— Упустили… Малый оказался не промах… И еще, Захар Петрович, отпечатки пальцев Марчука не обнаружены на баранке машины, в которой погиб Зубцов.
— Значит, это не он сидел за рулем «Жигуленка»?
— Не знаю, — откровенно призналась следователь. — Кроме отпечатков пальцев самого Зубцова, на баранке иных отпечатков нет. Но ведь был другой человек, который вел машину… Короче, картинка не складывается…
Как удалось Марчуку скрыться, выяснилось несколько позже — когда в прокуратуру приехал Коршунов.
— Марчук провел не только вас, — сказал старший лейтенант. — Мы тоже прохлопали ушами…
— Как же так, — усмехнулась Инга Казимировна. — Я одна. И женщина. А у вас столько прекрасно натренированных мужчин… — И уже серьезно спросила: — Рассказывайте, что за штуку он еще выкинул?
— Понимаете, сегодня поступило заявление. Из пионерского лагеря «Огонек». Пропала лодка с мотором… Вы знаете, где находится этот лагерь?
— Знаю, — кивнула Гранская. — Километрах в четырех от железнодорожного моста, у речки.
— Вот именно… Ну, начальник думал, что кто-нибудь из ребят. Срочный сбор, конечно… Короче, ЧП. Главное, цепь вырвана из причала с мясом. Если бы кто свой — отомкнул бы ключом. А то увели прямо с замком и цепью… Дали знать в милицию. Когда доложили Никулину, он тут же подумал: а не наш ли это беглец?
— А что, предположение правильное, — кивнула Инга Казимировна.
— Точное! — подтвердил Коршунов. — У моста поезд замедляет ход. Спрыгнуть не так уж трудно. А вокруг берегов речки — заросли камыша. С головой укроет. Марчук, наверное, знал: на первой же станции его ждут. Шоссе тоже перекрыты… Я думаю, он спрыгнул с поезда, до темноты отсиделся в кустах. Может быть, заприметил, что недалеко пионерлагерь и пристань с лодками… Вот и выбрал с мотором. Только одна такая, другие все с веслами… Умыкнул лодку, проплыл километра два без мотора, по течению, а потом завел его… И поминай как звали…
— Лодку обнаружили?
— Нашли, конечно, — вздохнул инспектор. — В шестидесятипяти километрах вниз по Зоре. Как раз недалеко от автострады…
— Это он, выходит, так далеко ушел?
— А что, мотор хороший, «Буран», бензобак полный, да еще запасной был… В том, что это Марчук, сомнений нет. Неподалеку от того места, где он бросил моторку, деревенька небольшая. Женщины утром полоскали белье, видели — мужик на лодке проплыл. В белой кепочке. Короче, по их описанию внешность Марчука… Вот незадача! Казалось бы, мы предусмотрели все…
— Стереотип мышления, Юрий Александрович. Как он может скрыться? Железная или автодорога…
— Но ведь по нашей Зоре пароходы не ходят! А вплавь… — Коршунов махнул рукой. — Одним словом, век живи, век учись… Да, знаете, почему он решил поехать поездом?
— Нет.
— В его машине поломка.
— И серьезная?
— Мы пробовали завести. Двигатель дает вспышки, кажется, вот-вот заведется. Но не берет… Помните, он от Зубцовой отправился домой, то есть к Разуваевым, сел в машину, потом вылез?
— Помню, конечно. Это когда он уже взял у старухи подсвечники…
— Вот-вот… Залезли мы в мотор — так и есть, треснул корпус трамблера. Вы-то знаете, что это такое, — сказал Коршунов.
— Да, да, — машинально ответила Инга Казимировна, хотя совсем не разбиралась в автомобильных двигателях. Трамблер, как она смутно слышала от Кирилла, чем-то связан с зажиганием.
— «Волгу» вы водите отлично, — похвалил следователя старший лейтенант. И зачем-то добавил: — Желтую…
Инге Казимировне показалось, что она покраснела. Она была совершенно уверена, что приезды Кирилла в Зорянск, а их было всего два, остались незамеченными. Они приезжали поздно ночью, а с рассветом ее профессор уже сматывался из города. Ан нет! Их встречи на самом деле скрыть не удалось.
