«Ох уж этот Зорянск!» — подумала Гранская. И поспешно сказала:
— Конечно, менять трамблер — история долгая. А Марчук спешил. Но почему и куда, мы так и не знаем… Теперь, Юрий Александрович, выкладывайте, что удалось узнать о нем в Южноморске.
— Он там, на фабрике сувениров, вроде экспедитора…
— И что привозил?
— В том-то и дело, что не привозил, а доставал здесь и отправлял на свою сувенирную фабрику…
Гранская вскинула на инспектора удивленные глаза:
— Интересно, что же?
— Понимаете, их фабрика получает с нашего машиностроительного завода металл…
— Господи! — воскликнула следователь. — Откуда у Самсонова металл? Это же не металлургическим завод…
— Есть, Инга Казимировна, — заверил ее Коршунов. — Я узнавал. Собственно, не металл как таковой, а отходы. Обыкновенные отходы — сталь, медь, бронза… Я пока точно не установил, не было времени, но завод, по-видимому, довольно регулярно поставляет южноморской фабрике эти отходы. Для Самсонова это пустяк, а сколько из них можно сделать сувениров!
— А как это все оформляется?
— По закону. Накладные и так далее. — Видя, что следователь насторожилась, он добавил: — Я думаю, тут мы ничего не извлечем для нас. Во всяком случае, в истории с тем чемоданом и Зубцовым…
— И все-таки проверьте, — сказала Гранская. — Кажется, такие вещи, как отходы бронзы, предприятия должны сдавать.
— Знаю. И справки соответствующие наведу, не беспокойтесь… Так что Марчук здесь бывал именно для того, чтобы переправлять эти отходы в Южноморск. Причем все время торчал на заводе. Говорят, совал нос в каждую дырку. Хотел нержавейку заполучить — отказали. Дефицит…
— Кто это вам сказал?
— Гальперин, главный инженер. Марчук и его донимал.
— Гальперин мог и отказать, а кто-то другой посочувствовать и…
— Возможно. Это мы тоже проверим… Теперь второй вопрос… Когда Марчук отлучался из Южноморска в июне, установить точно не удалось.
— Как это? — нахмурилась Гранская.
— Понимаете, он все время в разъездах. Сегодня здесь, завтра там…
— Южноморский Фигаро, — усмехнулась следователь.
— Просто толкач. У нас — отходы металла, в Ростове еще что-то, в Рдянске — еще. Короче, точно установить его маршрут не под силу, видимо, даже его начальству. Ведь ездит он чаще на своей машине. И далеко не всегда почему-то оформляет свои командировочные. Расходы компенсируются, видимо, каким-то другим способом. Но двадцать третьего июня он, кажется, был дома, в Южноморске.
— Откуда эти сведения?
— С фабрики. И жена Марчука сказала. Разуваевы, помните, тоже показали, что в это время Марчука в Зорянске не было.
Гранская задумалась. Это сообщение было очень важным.
В ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое июня разбился Зубцов. На баранке его разбитых «Жигулей», помимо отпечатков пальцев погибшего, других не обнаружено. А если Марчук во время аварии находился в Южноморске, то к автокатастрофе, естественно, отношения не имеет. У него алиби… Но кто же тогда вел машину Зубцова? Тогда, ночью, перед аварией? Зеньковецкий ошибиться не мог… Значит, это не Марчук…
— Хорошо, — кивнула следователь, — этот вопрос оставим пока открытым. И будем думать… Еще я просила вас установить связи Марчука в Зорянске…
— Как я уже говорил, он ошивался на самсоновском заводе. Даже кое-кому ставил…
— Чего ставил? — не поняла Гранская.
Коршунов улыбнулся:
— Не диагноз, конечно… Что еще ставят, как говорил Райкин?
— Тьфу ты! — рассмеялась Инга Казимировна. — У меня, кажется, мозга за мозгу… Выпивку, значит?
— Но разную. Заместителю главного инженера — коньяк, заведующему складом — белую, грузчикам — бормотуху. И все, как в один голос, — Марчук мужик что надо!
— Универсальная отмычка, — усмехнулась Инга Казимировна.
— Только ранг надо правильно выдержать, — улыбнулся Коршунов. — Не дай бог заму главного инженера поставить водку!
— Такие не ошибаются… Ну, что еще? — посерьезнела следователь.
— Дальше деловых связей не шло.
— А вне завода?
— Пару раз видели, как Марчук разъезжал с какой-то девицей, но с кем именно, установить пока не удалось.
Старший лейтенант замолчал.
— Не богато, — сказала Гранская.
— Поживем — разживемся. Однако и в этом есть кое-что…
— В чем?
— Марчук вел себя в Зорянске скрытно. Не находите?
— Ваша правда, Юрий Александрович, — согласилась следователь. — Как сова. Летает в сумерках. Куда-то уезжал ночью, приезжал поздно, вспомнила она показания Разуваевой.
Зазвонил телефон. Это был завотделением больницы, где лежал Май Соколов. Врач сообщил Инге Казимировне (как они уславливались), что следователь может навестить больного.
Гранская тут же решила ехать.
— Может, и меня прихватите? — сказал старший лейтенант. — Есть несколько вопросов.
— Разумеется, поедем вместе. Только просили особенно не утомлять.
По дороге купили на рынке яблоки и ранний виноград (это врач разрешил), а Инга Казимировна — еще букет тугих кремовых гладиолусов. Но когда они зашли в палату, то увидели на тумбочке роскошные розы. Инга Казимировна знала этот сорт — Глория Дей, ее любимые. Несколько пышных кустов росли во дворе Мая. Значит, была Броня.
Май лежал в отдельной палате. Сложное сооружение поддерживало на весу его ногу в гипсе. Рука тоже была загипсована. На бледном лице выделялись лишь живые, с искринкой глаза. Это удивило следователя. Прямо не верилось, что еще вчера Май был без сознания и врач не пустил к нему их с Броней.
— Ты у нас, как я погляжу, герой, — не удержалась Инга Казимировна.
Май смущенно морщил нос. И все время повторял:
— Да будет вам… Спасибо…
Говорил он тихо, видимо, это давалось ему с трудом.
Помня, что времени им отпущено мало, Гранская попросила коротко, не волнуясь, рассказать, что же произошло у них с Марчуком в комнатке за дежуркой в отделении железнодорожной милиции.
— Не поймали? — спросил Май.
— Нет еще, но поймаем. Непременно, уж будь уверен, — сказала Инга Казимировна и приготовилась слушать.
— Значит, сидели, просто трепались. Он спросил про вас, кто, мол. Я сказал: следователь. Он поцокал, говорит, симпатичная женщина. И все на часы посматривал. Упрекал, что помог мне с машиной, и вот, мол, такие неприятности ни за что…
Май замолчал. Видимо, решил передохнуть. Инга Казимировна не торопила, ждала.
— Он все прислушивался, — опять заговорил Май. — Я стал сочинять, что могу, мол, достать приемник от «Волги»… Он встал, словно бы размяться. Потянулся. И вдруг как врежет мне с левой. Я — со стула. А сам думаю: чего это он, сбесился? Я ведь ему ничего не сделал… Тут гудок… — Май подумал и
