Юрий Васильевич, немного помявшись, обратился к московскому гостю:
— Игорь Андреевич, я понимаю, если следователь, да ещё по особо важным делам, из самой Москвы пожаловал, значит, здесь случилось что-то очень серьёзное. Чем-нибудь могу вам помочь?
— Уже помогли. — Игорь Андреевич с улыбкой показал вокруг себя.
— Да ну, — отмахнулся хозяин. — Стыдно, ей-богу! Ни присесть по-человечески, ни прилечь… Ничего, завтра что-нибудь придумаем.
— Прошу вас, никаких хлопот! — запротестовал Чикуров.
Юрий Васильевич стал прибирать со стола, а следователь колебался, стоит заводить разговор о Листопадовой или нет? Ведь сам Востряков в Нижнем Аянкуте совсем недавно.
И все же решился.
— Изольда Владимировна у нас старшая медсестра в участковой больнице,
— ответил Востряков. — Дочка у неё маленькая, годика два, не больше.
— Замужем?
— Живёт одна. А вот разведёнка или мать-одиночка… — Юрий Васильевич развёл руками.
— Приезжая? Местная?
— Не знаю, — виновато сказал хозяин. — Вообще приятная женщина, мечтательная такая.
«Негусто», — констатировал про себя следователь.
Разошлись по своим комнатам. Заснул Игорь Андреевич, когда Саяпин и хозяин видели десятый сон, оглашая избу несинхронным храпом.
«Мороз и солнце, день чудесный!» — сама по себе напросилась пушкинская строка, когда Игорь Андреевич открыл глаза.
Он встал, подошёл к окну и зажмурился: на искрящийся снег было больно глядеть.
По пустой улице ехал трактор с прицепом, доверху загруженный прессованным сеном.
Хозяин давно уже был на работе, а Саяпин сидел на кухне, обложенный бумагами, и что-то считал на микрокалькуляторе.
— Не выношу учреждений, — признался Григорий Петрович. — Дома, в тихой обстановке могу горы своротить! Готов просидеть за работой двадцать пять часов! Но стоит только переступить порог нашей конторы, тотчас горло пересыхает, а в глаза словно перцу сыпанули… Думал, у меня одного так, а оказывается, нет. Тут недавно читал: английские чиновники заметили так называемую аллергию к канцелярии.
Он силком усадил Игоря Андреевича завтракать, пожарив глазунью на сале.
— А где здесь можно столоваться? — поинтересовался Чикуров.
— В кафе «Байкал» кормят очень даже прилично. Заслуга Юрия Васильевича, взялся за соцкультбыт всерьёз.
Вспомнив вчерашний разговор перед сном, Игорь Андреевич засмотрелся на фотографию.
Перехватив взгляд Чикурова, Саяпин спросил:
— Нравится?
— Симпатичная, ничего не скажешь.
— Представляете, а в детстве не на что было смотреть.
— А вы её знали?
— Ещё бы. У её отца я когда-то работал, Вербицкий, не слышали такую фамилию? Много лет работал председателем Средневолжского облисполкома, а потом взяли его в Москву, был начальником главка, членом коллегии…
«Вербицкий, Вербицкий… — повторял про себя Игорь Андреевич. — Где я слышал эту фамилию? Кажется, совсем недавно».
— Между прочим, у её отца на даче этим летом мы и познакомились с Востряковым, — продолжал Саяпин. — Потом в Москве встретились. Можно сказать, я причастен к его выбору перебраться в Сибирь. Ну а в конечном счёте, он меня сюда сагитировал. А если точнее, то он прислал мне письмо с просьбой порекомендовать ему экономиста. А я взял да и приехал сам. Так вот Юрий Васильевич говорит, что Виктория, — Саяпин показал на фотографию, — теперь в Италии. Выскочила замуж за обувного фирмача! — Саяпин усмехнулся.
— Подумать только, нет, вы не поверите, девчонкой была такая правильная пионерка. И вот на тебе: отец и мать здесь, а она уехала за границу. Даже не укладывается в голове — как можно? А впрочем, может быть, и хорошо, что уехала.
— Это почему же? — заинтересовался Чикуров.
Григорий Петрович заметно смутился, видимо решая про себя, как поступить, а потом сказал приглушённым голосом:
— Надеюсь, вы умеете хранить тайны? — И, не дождавшись заверения, продолжал: — Так вот, Юрий Васильевич был без ума от Вики. Одним словом, влюблён, и не один год. А она, как потом выяснилось, была «влюблена» в своего сокурсника и его папу. В сына — за молодость и талант, а в папу — скорее всего за толстую мошну.
«Стой! — как искра пробежала в голове следователя. — Так это же любовница Жоголя!», но на всякий случай он спросил:
— Вы имеете в виду Жоголя — заместителя директора гастронома?
Саяпин был поражён осведомлённостью Чикурова:
— Фамилии не помню, но хорошо знаю, что он — торгаш, — подтвердил Григорий Петрович и восхищённо покрутил головой. — Смотри-ка, все-то вам, следователям, известно!
«Если бы все», — вздохнул про себя Чикуров.
Он поблагодарил Григория Петровича и отправился по делам. Постучал в дверь пристройки к зданию дирекции, где жил участковый инспектор Черемных. Но там никого не было.
Игорь Андреевич решил начать с отделения связи. Там выяснилось, что кроме денег, присланных Скворцовым-Шанявским, на имя Листопадовой поступало немало переводов из других городов. В том числе — из Южноморска, что насторожило следователя. Все отправители были мужчины.
Чикуров попросил работников почты составить справку: кто посылал Листопадовой деньги, откуда, когда и какую сумму. После чего отправился в больницу. Оказалось, что Изольда Владимировна на бюллетене по уходу за больной дочкой. Следователь зашёл к главврачу Куприянову.
— Только что ремонт закончили, — с гордостью поведал тот. — И все благодаря Вострякову. Кровати завезли новые. И вот… — он любовно провёл по сверкающей лаком столешнице.
Игорь Андреевич попросил рассказать о Листопадовой.
— Исполнительная, аккуратная, — коротко отвечал Куприянов, словно диктовал производственную характеристику. — В коллективе её уважают… Правда, частенько бюллетенит, но, что поделаешь, дочь у неё слабая здоровьем.
— Давно она в посёлке?
— Года четыре… Если вас интересуют точные анкетные данные, можете ознакомиться с её личным делом.
— Немного попозже, — кивнул Чикуров. — Ну а в личном плане? Круг её знакомых? Образ жизни?
— Уй, ну и вопросики! — Главврач достал платок, вытер лоб. — Ещё ляпнешь что-нибудь не так.
— Говорите то, что есть, — посоветовал Игорь Андреевич.
— Знаете, товарищ следователь, поговорите лучше с моим заместителем, Новиковой. Женщина. Они знают друг о дружке больше. Ей-богу!
Чикуров недоумевал, почему так ведёт себя главврач. Осторожничает? Боится испортить отношения с медсестрой? Или он из отчаянных перестраховщиков?
Игорь Андреевич все же хотел продолжить разговор, но тут распахнулась дверь и в комнату ввалился здоровенный детина в милицейском полушубке с погонами лейтенанта, в валенках и шапке-ушанке. Он держал на руках скрючившегося паренька в обтрёпанном пальтишке и кирзовых сапогах. На голове у того по самые глаза была натянута лыжная шапочка.
— Что такое? — вскочил Куприянов.
— Спасайте малого! — громыхнул басом лейтенант. — В тайге нашёл! Совсем замёрз!
— Зачем же ко мне? — замахал руками главврач. — Срочно в операционную!
