— А что ж вы середку игнорируете? Хода-то три…
На нее накинулись вдвоем — каждый отрывался по-своему, описывая, как она не права. Ведьма махнула на них рукой — смолкли оба враз.
— Разделяться ни в коем случае не будем, — сурово глянула на вольнодумца кота. — Никаких 'тогда я сам пойду', понял? Только вместе. Жребий бросим.
— Из чего жребий? — ехидно спросил кот, прекрасно зная, что ничего подходящего у них нет.
— Вот… — Людмила развязала заветный узелок на поясе, — куда кольцо мое упадет, туда и идем.
— Не жалко?
— Нет, — отрубила ведьма.
— А как же память?
— У меня пока хорошая…
— Только, чур, не подглядывать, — забеспокоился Птах.
— Вот ты и бросишь. Все по-честному будет, — Людмила опустила в коричневую лапку бесенка заветное колечко.
— А я?
— А ты, Баюн, отойди в сторону, оттуда посмотришь. Мою силу заперли, а твою, может, отворили. Ты же у нас феномен.
— ДОжили, — обиделся кот, отходя в сторону входа, — друг другу не верим.
— Птах, давай!
Бесенок зажмурился, высоко подбросил кольцо.
Почерневшая безделушка взлетела, ударилась о камень свода, полыхнула серией нестерпимо ярких сиреневых вспышек и падающей звездой опустилась на подставленную ладонь Людмилы.
ГЛАВА 33
— Больно… — Людмила отдернула руку, стараясь сбросить жгущееся кольцо, но оно накрепко прилипло к ладони.
— Хорош ловчить, фокусница, — кот был явно разочарован таким исходом, — лишь бы все по-своему сделать.
— Да я тут ни при чем, оно само, — отмахнулась от Баюна чародейка.
Она смотрела и не верила своим глазам: расколотый камень, обрамленный в серебро, сверкающее, словно его только что отполировали, был цел. Никакой трещины и в помине не было, а в глубине бледно-сиреневого аметиста дрожала и переливалась крошечная лиловая искорка. Людмила осторожно коснулась кольца. Оно легко подвинулось.
— Опа, и усилий никаких не понадобилось, — полюбовалась обновленной красой и, недолго думая, надела перстень на палец. — Надо же, как не снимала… Куда? — Ведьма оттолкнула котофея, который подлез под руку, стараясь получше рассмотреть подновленное 'бабушкино наследство'. — Думай головой, оно зевак не любит, да и вообще…
Что «вообще» договорить она не успела — под ногами зарокотало, непонятная вибрация волной мелкой дрожи прошла по телу вверх, в глазах полыхнуло знакомой фиолетовой вспышкой. Только и успела заметить, как заверещал и кинулся в сторону бесенок, и все вокруг стало негативом. Ослепительно белый кот ускользал от нацеленных в него черных игл- сталактитов, юркой молнией проносясь мимо застывшей Людмилы, угольным камнепадом осыпались на пол плотные наплывы изморози, обнажая мраморный рисунок стен, клубы сизых зловонных испарений затягивали небольшую пещерку, в которой становилось слишком жарко. На мгновение верх и низ поменялись местами, а потом заплясали в неистовом танце, убыстряя темп с каждой минутой.
В чувство чародейка пришла от размеренного причитания котофея:
— Выбираться надо, выбираться, сгинем все… зачем я только пошел… выбираться надо любой ценой…
— И кому ты эту «цену» предлагать собрался? И кем платить будешь? Уж не мною ли? — не удержалась ведьма, глядя на своего потрепанного наперсника снизу вверх. Куда делась вся его холеность? А теперь вот и друзей продать готов… А как иначе понимать его слова о 'любой цене'.
— О, ожила, — обрадовано завопил кот, — я уж думал все, карачун забрал чародейку нашу, не выдержала…
— Чего? — подозрительно переспросила Людмила.
— Это надо было видеть, — зачастил кот, — сам запомню и детям своим рассказывать буду…
— Не придуряйся! Какие дети? — оборвала его ведьма, — нет их у тебя, и никогда не будет.
— Почему это? — непритворно обиделся кот, на минуту прервав словесное недержание. — Я ещё вполне могу, несмотря на преклонный возраст.
— Уникумы не размножаются, ясно! Такого количества феноменов ни один мир не выдержит! Что тут было? — она перевернулась (сразу встать было как-то сложновато, голова все ещё кружилась), отгребла из-под живота мелкие колючие камешки, обвела глазами вокруг. — И где Птах?
— Моя нервная система не в силах… — опять начал причитать кот.
— Только не надо опять начинать.
Морда Баюна стала невероятно серьезной:
— Видишь, — он обвел лапой вокруг себя, — пещера пуста. Совсем. Ни одного лишнего отложения, кроме естественных каменных выступов. Ты, когда кольцо надела, полыхнула покруче фейерверка, я уж подумал, что все, конец, а тебя накрыло фиолетовой сферой и ничего, зато нам обоим досталось по самое некуда. Когда тут все рушиться начало, Птах туда ускакал, — Баюн кивнул в сторону левого прохода, — до сих пор не вышел, видать далеко умчался.
— А ты что ж?
— Как я тебя брошу? — погрустнел кот.
Сердце чародейки защемило, а на глаза навернулась предательская слеза. Приятно знать, что тебя любят просто так и готовы жизнь отдать. Неожиданно для себя она хлюпнула носом.
— Тем более что пользоваться собственным порталом я не могу, отсюда своим ходом не выберешься, а сила только у тебя.
'Ну что с ним делать? Неисправим… — Вздохнула про себя ведьма. — Сила… С чего это он взял?' И словно что-то толкнуло её изнутри. Как случилось, что магия опять воротилась к ней и сейчас бродила в крови, как молодое вино, ища выхода? Хотя нет, выброс силы уже был, если судить по преображенной пещерке, потому и не почувствовала сразу изменения. Опять кольцо? Людмила ощущала себя, как обреченный на казнь узник, узнавший о помиловании. Она стала прежней, стало быть, не все так страшно, как думалось, когда они нежданно- негаданно перенеслись внутрь Кащеева замка. 'Бывшего замка… — от этой мысли стало теплее на сердце, — безнадежно мертвого Кащея… значит, все не напрасно, а теперь точно выберемся'. Она решительно встала и кинулась к проёму, где скрылся Птах. Ведьма кожей чуяла смятение и горе бесенка, а пойдет кот за ней или нет, уже неважно.
Убыстряя шаг, Людмила шла по каменному коридору. Полумрак грота почти сразу же сменился непроглядной чернотой. Слабый свет сотворенного светлячка едва разгонял мрак, но чародейка знала, что эта тьма ей ничем не грозит, разве что неудачно расшибленной коленкой, но на такие мелочи она уже давно не обращала внимания — с тех самых пор, как рискнула отправиться на поиски Антона. Привыкла… Человек — он такой, приспосабливается ко всему, было б время, а они столько уже лазят под землей, адаптировались.
Издалека донеслось приглушенное хныканье. Людмила мысленно плюнула на возможное падение и понеслась, что есть мочи. Тоннель ощутимо сузился. Она плечами задевала стены, покрытые какой-то скользкой дрянью, и скоро уперлась в тупик. Слабый луч света выхватывал из темноты только шероховатую поверхность.
— Птах? Ты где? — ведьма со злостью стукнула кулаком по стене. Той чтО? Она каменная, а руке стало больно. — Вот паршивец…
— Я застрял, — донеслось откуда-то снизу.
Людмила опустилась на четвереньки. Ход заканчивался узкой крысиной норой, из которой торчали дрыгающиеся копытца бесенка. Чародейка ухватилась за них покрепче и дернула, что было сил. Бесенок заверещал и, словно пробка, вылетел наружу.
— Ты чего туда полез? — разгневалась вконец ведьма. Довел все-таки до белого каления своим своевольством. — А если б я не пришла? Кто б тебе помог, бестолочь? Сгнил бы заживо там.
— Там выход…
— Ну и что? Он не для нас. Пошли, горе мое, обратно.
Котофей решил не крутиться под ногами у рассерженной ведьмы — сейчас, когда сила вернулась к ней, так лучше вообще молчать и нишкнуть, от греха подальше, а время лучше потратить с большей пользой для себя, любимого. В том, что ведьма справится без его, кошачьей, помощи, Баюн нисколько не сомневался. Он уложил голову на подобранные передние лапы и деловито замурчал, чувствуя, как каждая клеточка его порядком заморенного организма отозвалась на живительные звуки, завибрировала в унисон с басовитым урчанием, обретая активность.
Баюн расслабленно прикрыл глаза: — 'Люди не догадываются, как коты умеют восстанавливаться в экстремальных ситуациях, когда нет возможности поспать вволю. Девять жизней выдумали, и верят во всю эту чушь, думая, что мы мурчим от удовольствия. Если бы… Эти живительные вибрации даже глубокие раны затягивают и ломаные кости сращивают в несколько раз быстрее, чем… — От «самолечения» кота отвлекло смутное ощущение чужого присутствия. Котофей навострил уши: — А это что за новая напасть?' Он вскочил, крадучись обошел всю пещеру, настороженно всматриваясь в полумрак, ощупывая пространство чуткими вибриссами, готовый дать деру при первых признаках опасности. Вот только куда бежать он ещё не решил, то ли назад в тоннель, ведущий обратно, то ли в тот, в котором скрылся Птах. За этими тяжкими раздумьями и застала его вернувшаяся ведьма.
— Баюн, ты что?
От резкого оклика Людмилы кот испуганно сжался.
— Нашла все-таки, — напустил на себя прежний вальяжный вид котофей, глядя на жалкого, ободранного бесенка. — И где он был?
— Нам там не пройти, — сказала чародейка, — тупик, хотя Птах утверждает, что там выход. А я думаю, что если он там и есть, то только для крыс, если даже наш вертлявый дружок застрял.
— Тогда пойдем туда, куда я предлагал.
— Никуда мы не пойдем, — возразила Людмила, подталкивая бесенка к стене, — не видишь, совсем плохо ему.
Чародейка склонилась над страдальцем, зашептала тихонько, оглаживая руками его плечи и грудь, покрытые глубокие кровоточащие порезами и ссадинами. Птах морщился, но терпел.
— Хоть бы все обошлось, — озаботилась ведьма, — жаль, трав животворных нет, мало ли какая зараза там расплодилась.
— Обо мне бы кто так заботился, — растянулся рядом кот, — все сам, все сам… — и мстительно попенял ведьме: — Если бы ты так глупо не потеряла кошель с припасами, было бы легче жить.
Людмила только хмыкнула: — Совсем память потерял, я-то тут причем? Ты ж их нёс… — отвернулась, что-то пробормотав себе под нос.
Баюн её не услышал — перед самым носом котофея сидела, поблескивая глазками-бусинками, жирная упитанная мышь.
