Она перестала жевать, внезапно заподозрив неладное. Диадема на голове вдруг стала давить ее своим весом.
— Как же ты за все расплатился?
Он обернулся через плечо и посмотрел в сторону города.
— Как ни странно, мне понравилось, — ответил он ей, подмигивая. — В последний раз я воровал, когда был еще мальчишкой. — Он похлопал по мечу на бедре. — Ты бы видела лицо хозяина таверны. Он так старался, складывая для нас еду, а за все хлопоты увидел у себя под носом острие моего меча. — Он встряхнул головой и снова улыбнулся. — Хотя надо отдать должное старику. Он сказал, что меч мой притупился и неплохо было бы его поточить, но из его глотки вряд ли получится подходящий для этого случая оселок, и он просит его за это простить.
Стужа нехотя поднялась, нацепила портупею с мечом и вскочила на спину Ашуру. Внимательно посмотрела на дорогу.
— За тобой не погнались? — затаив дыхание, спросила она.
Он пожал плечами:
— Ты уже не выглядишь усталой.
Она оставила его слова без внимания и пустилась вскачь. Терлик скакал рядом с ней и радостно смеялся. Мешок с едой подпрыгивал у него на боку. Стужа кинула взгляд за спину, но погони еще не было видно. Все равно, береженого бог бережет. Чем дальше они уберутся от города, тем скорее смогут сделать привал и снова поесть.
Эх, если бы он еще догадался добыть хоть немного вина. А то что за жаренное с приправами мясо без доброго красного вина?
Они ехали очень быстро и замедлили ход лишь тогда, когда въехали в еще один лес. Здесь пахло водой. Проехав еще немного, они остановились на берегу небольшой приветливой речки.
— Выкладывай свои лакомства, — велела она, кивая на мешок с едой. — Лучшего места для привала и не представить. А после, если никто не бросится на нас из-за кустов, я бы хотела искупаться. — Она понюхала себя и поморщилась. И как только Терлик соблазнился ею прошлой ночью? Снова принюхалась. А как же в таком случае она сама соблазнилась им? — И ты искупайся, но прежде пусть твоя лошадь напьется, не то после тебя она уже не захочет пить воду.
Она посмотрела на него, неожиданно довольная собой, — теперь уж и не вспомнить, когда она шутила в последний раз. Это так приятно, очень приятно.
Роларофец спешился, подошел к ней и протянул руку, предлагая помочь спуститься.
— Сударь! — воскликнула она, изобразив уязвленное самолюбие. — Я вполне еще в силах самостоятельно, без твоей помощи, спуститься с этого зверя. Ты просто хочешь воспользоваться предлогом, чтобы еще раз облапить меня своими ручищами.
Терлик, воплощение самой невинности, так и стоял с вытянутыми к ней руками.
— Ну хорошо. — Она перебросила ногу через луку седла и наклонилась к нему: — Но прошу, веди себя прилично.
Вместо того чтобы спустить на землю, Терлик подхватил ее на руки и покачал, как ребенка. Он приблизил к ней лицо и, помедлив, поцеловал. Она заметила, что после поцелуя в глазах его вспыхнул озорной огонек.
— Терлик, — медленно, с расстановкой произнесла она, — отпусти меня. Я ведь просила вести себя прилично.
Он сделал несколько шагов. Его мышцы на груди и руках напряглись. Качнувшись, он бросил ее прямо в реку.
Стужа завизжала, вода сомкнулась над головой, а она уже сидела на дне реки. Сплевывая, она выскочила на поверхность и протерла глаза. Терлик уже расстелил свой красный плащ на земле и начал вынимать яства из мешка.
— Ах ты, напыщенный, надутый кусок навоза! — Тут она замолчала, лишившись дара речи, когда увидела, как он извлекает из мешка бутыль, заткнутую пробкой, и два изящных кубка чеканного золота. Река была ей по пояс; она брела по воде, не отрывая взгляда от красной жидкости, которую он наливал из бутыли.
— Стой, где стоишь, — строго приказал Терлик. Он поставил кубки на землю, поднялся и начал раздеваться. — От нас воняет. — Он сбросил тунику и потянул за сапог. — В Роларофе мы никогда не обедаем с дурно пахнущими людьми. Это вредно для пищеварения.
Стужа сняла с себя мокрую насквозь одежду и бросила ее на траву, что росла у берега.
— Дай хотя бы удостовериться, что это вино. За его вкус я даже готова тебя простить.
Раздевшись догола, он поднял с земли кубки и вошел с ними в реку, направляясь к ней. Солнечный свет ослепительно вспыхивал на золоте, она взяла один из винных кубков из его руки и наклонила его. В нем играла жидкость, яркая и густая, как кровь. Аромат она имела необыкновенный. Стужа с закрытыми глазами пригубила, смакуя. Ее ожидания оправдались — вино было великолепным.
— Ну как, я прощен? — спросил Терлик, глядя на нее из-за кубка.
Она сделала еще один маленький глоток.
— Я подумаю, — ответила она и чокнулась с ним. Он попытался ее обнять, но она не далась. — Вы ведь, роларофцы, не обедаете с дурно пахнущими людьми, а что до меня — я умираю с голоду. Так что давай мойся.
Она допила вино и швырнула пустой кубок на берег. Он, упал на расстеленный плащ, как раз рядом с бутылью. Стужа развернулась и пошла на середину реки. Здесь оказалось глубоко настолько, что можно было плавать, и течение совсем несильное. Сделав несколько гребков, она нырнула вниз. Вода была теплой, восхитительной. Она сразу же ощутила, как расслабилось все ее тело. Когда ей стало не хватать воздуха, она поднялась на поверхность и поплыла обратно к Терлику.
Он стоял недалеко от берега и поливал себя водой. Кожа его поблескивала от капелек воды. Мышцы волновались при движении. Терлик был все еще в хорошей физической форме — даром что дворянин. Праздная жизнь не сделала его хилым, чего не скажешь о многих богатых людях.
Она приблизилась к нему. Руки его были изукрашены шрамами. Большой шрам на бедре — свидетельство старой раны. Похожий шрам идет прямо вдоль ребра на правом боку.
Стужа ощутила под ногами илистое дно и вытянула руки, чтобы лучше рассмотреть следы, доставшиеся ей от ее собственной боевой истории. Все написано здесь, на теле, как и у Терлика. Им обоим довелось слишком много воевать в своей жизни.
— Как твое предплечье? — окликнула его она, вспомнив о последней из его ран. Он согнул руку в локте и улыбнулся:
— Я же говорил — просто царапина. Почти зажила.
Она кивнула и начала мыть свое тело и волосы. Жестокое урчание в желудке напомнило ей о том, что она голодна, и она заторопилась.
Они выбрались на берег вместе, и Стужа, собрав свою одежду, развесила все на ветках кустов, искренне надеясь, что она высохнет прежде, чем ей придется снова ее надеть. Терлик, все такой же голый, сидел на краю своего плаща скрестив ноги и отрезал куски сыра маленьким кинжалом, который он носил у себя на поясе.
Она уселась рядом с ним, когда в бокалах уже было налито вино. Промасленных свертков с перченым мясом было целых два — один с говядиной, другой со свининой. Здесь же был еще теплый ломоть хлеба, — видно, недавно из печи. Она отхлебнула вина и потянулась за мясом.
Когда они завершили трапезу, остался всего лишь небольшой кусок сыра. Стужа лизнула горлышко бутыли, перевернула ее и поймала языком последнюю каплю. Со вздохом сожаления она отшвырнула ее через плечо в кусты.
Ее спутник наклонился к ней ближе:
— Самидар…
Она отодвинулась от него, быстро и грациозно встала и отошла на несколько шагов. Вино немного ударило ей в голову, но не настолько, чтобы сделать то, чего так хочется Терлику. Впереди у них целый день, и ехать нужно еще очень далеко.
— Прекрати смотреть на меня такими глазами, Правитель Рольф, — накинулась она на него. Но, даже
