был больше и внутри гораздо чище, чем остальные. Он был полон женщин и детей, которые целый день занимались своими разнообразными делами: одни плели гамаки в громоздкой раме, на которой держалась основа, тогда как челнок медленно пропускался рукой по всей шестифутовой ширине пряжи; другие пряли хлопчатобумажную нить; третьи чистили, отжимали и пекли маниок. Это семейство расчистило и обрабатывало большой участок земли; почва была необыкновенно богатая, на отвесных берегах реки близ дома обнажалась вся многофутовая глубина рыхлого растительного перегноя. Кроме обычных делянок с кукурузой, сахарным тростником и маниоком, тут имелась большая табачная плантация. Дом окружала роща капоковых, какаовых, кофейных и плодовых деревьев. Мы провели две ночи на якоре в мелководье напротив пляжа. Погода стояла самая великолепная, и полчища дельфинов кувыркались и фыркали вокруг лодки всю ночь.
В этом месте мы пересекли реку и вошли в узкий проток, который ведет в глубь острова Тупинамбаранса, к цепи озер, называемой Лагус-ди-Карарауку. Вдоль рыхлых землистых берегов несется страшное течение, вгрызающееся в них и заваливающее реку остатками леса. Устье протока лежит милях в 25 от Вила-Новы; вход в него шириной всего ярдов 40, но дальше проток сильно расширяется. В течение тех суток что мы провели там, нам доставляли жестокие страдания укусы насекомых. Ночью совершенно невозможно было уснуть из-за москитов; они мириадами нападали на нас и без долгого жужжания усеивали наши лица столь же густо, как капли воды в ливень. Люди набивались в каюты и пытались отогнать паразитов дымом горящих тряпок, но толку было мало, хотя сами мы в это время чуть не задохнулись. Днем муха мотука, куда более крупная и страшная, чем москиты, настойчиво требовала своей доли крови. Она изводила нас еще много дней спустя, но это место было, по-видимому, ее родиной. Вид этот описан Перти, автором энтомологической части отчета о путешествиях Спикса и Марциуса, под названием Hadrus lepidotus. Это представитель семейства Tabanidae и, действительно, близко родствен Haematopota pluvialis — коричневой мухе, которая часто встречается в летнее время на опушках лесов в Англии. Мотука бронзово-коричневого цвета; хоботок ее состоит из пучка роговых ланцетиков, более коротких и широких, чем у других представителей семейства, к которому она принадлежит. Укол ее не причиняет большой боли, но на теле оказывается такая большая ранка, что из нее маленькой струйкой течет кровь. Сонмы их летают весь день вокруг лодки, и иногда на чью-нибудь лодыжку одновременно садятся восемь-десять мух. Движения мухи неуклюжи, и, когда она садится, ее легко убить пальцами. Пена отправился на монтарии вперед, к местам, где ловят пираруку, на озеро, расположенное в глубине местности; но. добраться туда ему не удалось из-за большой длины и запутанности протоков, поэтому, потеряв понапрасну день, во время которого я, впрочем, совершил полезную прогулку в лес, мы снова перешли к другому берегу реки и 16-го продолжали наше плавание вдоль северного берега.
Глинистые обрывы Карарауку тянутся на несколько миль. Твердые пласты розового и красного цвета здесь чрезвычайно толсты и кое-где имеют плотную каменистую структуру. Высота обрыва от 30 до 60 футов над средним уровнем реки; глина залегает на пластах такого же крупнозернистого сцементированного окислами железа конгломерата, как тот который столь часто упоминался. Огромные глыбы этого последнего были отделены от обрыва и унесены силой стечения наверх, где видны теперь залегающими на глинистых террасах. Поверх всего лежит слой песка и растительного перегноя, на котором растет высокий лес, доходящий до самого края обрыва. Миновав эти баррейру [обрывы], мы продолжали наш путь вдоль низменного необитаемого берега, одетого повсюду, где только он поднимался выше верхнего уровня воды, обычными ярко окрашенными лесами возвышенных участков игапо; широкие и правильной формы листья пальмы мурумуру, которой здесь чрезвычайно много, великолепно украшали лес. Там же, где почва была ниже верхнего уровня разливов Амазонки, преобладали деревья Cecropia, иногда разбросанные по лужайкам с высокими широколистными травами вокруг маленьких озер, которые изобилуют водяной птицей. На большей части берега встречались аллигаторы; кое-где мы видели также небольшие стада Capybara (крупный грызун, нечто вроде колоссальной морской свинки) вбуйной листве на илистых отмелях; там и сям прыгали с разбегу с дерева на дерево стаи обезьян — изящных саимири (Chrysothnxsciureus) и резвых каиарар (Cebusalbifrons). 22-го мы миновали устье самого восточного из многочисленных протоков, которые ведут к большому внутреннему озеру Сарака, а 23-го пробирались по ряду проливов между островами, где, за 90 миль от последнего дома у Карарауку, снова увидели человеческое жилье. 24-го мы прибыли в Серпу. Серпа — небольшое селение, состоящее домов из 80, оно построено на берегу, поднимающемся на 25 футов над уровнем реки. Слои глины табатинга, которые здесь перемешиваются со шлаковидным конгломератом, в некоторых местах склона красиво раскрашены в разные цвета; этому обстоятельству городок обязан своим названием на языке тупи — Итакуатиара, что означает «полосатая (или раскрашенная) скала». Это — старое поселение; некогда оно служило местопребыванием окружного правительства, власть которого распространялась на Барра-ду-Риу-Негру. В 1849 г. это была жалкая на вид деревушка, но впоследствии она возродилась так как Амазонская пароходная компания выбрала ее местом для постройки паровой лесопильни и черепичных фабрик. Мы прибыли в сочельник, когда селение выглядело весьма оживленно: на праздник собралось много народу. Порт был полон лодок, больших и малых, — от монтарии с ее сводчатым навесом из плетеных лиан и листьев маранты до двухмачтовой куберты мелочного торговца; последний заехал сюда поторговать с поселенцами, явившимися на праздник из дальних ситиу. Мы бросили якорь рядом с игарите, хозяином которой был старый индеец жури; большое черное пятно вытатуированное посередине лица, и волосы, коротко подстриженные повсюду, за исключением одной полоски на лбу, очень безобразили его. После полудня мы высадились на берег. Население, кажется, состояло главным образом из полуцивилизованных индейцев, которые жили, как обычно, в неотделанных земляных лачугах. Извилистые улицы заросли сорняками и кустарниками, изобиловавшими мокуимом — крохотным ярко-красным клещом; люди, проходя мимо, увлекают клещей своим платьем, а те, прицепляясь во множестве к коже человека, вызывают очень неприятный зуд. Немногочисленные белые, а также зажиточные мамелуку занимали жилища более основательные — беленые и крытые черепицей. Все — и мужчины и женщины — показались мне гораздо более сердечными, но в то же время и более грубыми по своим манерам, нежели все те бразильцы, с которыми я встречался до сих пор. С одним из них, капитаном Мануэлом Жуакином, я был знаком еще долгое время спустя; это был живой, смышленый и вполне добросердечный человек, за благородство и неизменное дружелюбие к иностранным резидентам и случайным путешественникам пользовавшийся доброй славой повсюду в глубине страны. Многие из этих превосходных людей были весьма состоятельны: они владели торговыми судами, невольниками и обширными плантациями какао и табака.
Мы провели в Серпе пять дней. Часть из тех церемоний, которые мы наблюдали в Рождество, представляла интерес: почти те же обряды, которым более 100 лет тому назад миссионеры-иезуиты обучили коренные племена, поселившиеся в этом месте под их влиянием. Утром все женщины и девушки, разодетые в белые газовые рубашки и яркие ситцевые юбки, отправились процессией в церковь, предварительно обойдя городок, чтобы захватить с собой разных мордому, т.е. распорядителей, в обязанности которых входит помогать жуису на фесте. Каждый из распорядителей нес с собой длинный белый тростниковый стебель, украшенный цветными лентами; с ними шла и детвора в весьма нелепых украшениях. Возглавляли шествие три старые индианки, которые несли сайре — большую полукруглую раму, обтянутую бумажной тканью и усеянную украшениями, зеркальцами и т.д. Они качали раму вверх и вниз, распевая все время монотонный жалобный гимн на языке тупи, и часто оборачивались назад, к процессии, которая тогда на несколько мгновений останавливалась. Мне говорили, что это сайре служило иезуитам для привлечения в церковь дикарей, которые повсюду следовали за зеркалами: они видели там волшебным образом отраженные собственные лица. Вечером повсюду царило добродушное веселье. Негры, у которых был святой их собственного цвета — святой Бенедиту, справляли праздник отдельно от остальных и проводили всю ночь за пением и пляской под музыку длинного барабана (гамба) и каракаша. Барабан представлял собой полое бревно, обтянутое с одной стороны кожей; исполнитель играл, сидя на нем верхом и колотя костяшками пальцев; каракаша — бамбуковая трубка с надрезами, производящая резкий дребезжащий звук, когда по надрезам проводят жестким прутом. Не найдется, пожалуй, ничего, что превосходило бы унылым однообразием эту музыку и пение, которые продолжались с неослабевающей силой всю ночь напролет.
