Пройдя с полмили, мы вышли к сухому руслу, где увидели сперва давние следы ног тапира, а вскоре вслед за тем на краю странной круглой ямы, полной мутной воды, — свежие следы ягуара. Едва только было сделано это последнее открытие, среди кустов на верху отлогого склона на другой стороне высохшего протока послышался шелест. Мы ринулись вперед, однако слишком поздно, так как животное за несколько минут умчалось далеко от нас. Было ясно, что, подходя, мы спугнули ягуара, утолявшего жажду у ямы с водой. Несколькими шагами дальше мы увидели искалеченные остатки аллигатора (жакаре-тинга). Все, что от него сохранилось, — голова, передние конечности и костный панцирь, но мясо было совсем свежее, а вокруг скелета виднелось множество следов лап ягуара, так что не оставалось сомнения в том, что аллигатор составил главную часть завтрака животного. Мои спутники тут же принялись искать гнездо аллигатора — присутствие пресмыкающегося так далеко от реки можно было объяснить только материнской заботой о яйцах. Действительно, мы нашли гнездо в нескольких ярдах от останков. Это была коническая куча сухих листьев, в середине которой оказалось зарыто 20 яиц. Яйца были эллиптической формы, значительно крупнее утиных и в чрезвычайно твердой скорлупе, плотной, как фарфор, но очень неровной снаружи. Если их тереть одно о другое, раздается громкий звук, и говорят, что, потирая таким образом друг о друга два яйца, в лесу игапо легко отыскать аллигатора-матку, так как она никогда не уходит далеко и звуки эти привлекают ее.
Я положил полдюжины яиц аллигатора в мой ягдташ как образцы, и мы продолжали наш путь. Лино, который шел теперь первым, вдруг отпрянул назад, воскликнув: «Жарарака!» Это -название ядовитой змеи (из рода Craspedocephalus), которой туземцы боятся куда больше, чем ягуара или аллигатора… Змея, которую увидел Лино, лежала свернувшись у подножия дерева и была едва заметна, так как краски ее тела сливались с цветами опавших листьев. Ее отвратительная плоская треугольная голова, соединенная с телом тонкой шеей, была приподнята и обращена к нам. Фразан убил змею зарядом дроби, разнеся ее на куски и погубив, к моему сожалению, ценность ее как образца. Идя дальше, мы вели разговор о жарараках, и каждый из нашего маленького отряда был готов присягнуть, что эта змея нападает на человека, не будучи вызвана на то, и бросается на него со значительного расстояния, когда тот приближается. Я же за мои ежедневные
прогулки в лесу встречал много жарарак и раз или два чуть не наступил на них, но никогда не видал, чтобы они пытались прыгнуть. По некоторым вопросам свидетельство туземцев дикой страны совершенно ничего не стоит. Укус жарараки обычно смертелен. Мне известно четыре или пять случаев смерти и только один не оставляющий сомнений случай выздоровления после укуса; правда, человек остался тогда хромым на всю жизнь.
Мы прошли по довольно возвышенной и сухой местности около мили, а затем спустились (всего на 3-4 фута) к сухому ложу другого протока. В нем, как и в предыдущем русле, были прорыты круглые ямы, полные мутной воды. Ямы встречались с промежутками в несколько ярдов и имели такой вид, будто сделаны рукой человека. Самые маленькие имели около 2 футов, самые большие — 7-8 футов в поперечнике. Когда мы подходили к одной из самых крупных ям, я был поражен, увидев ряд больших змеевидных голов, качавшихся над ее поверхностью: это были электрические угри. По-видимому, круглые ямы были вырыты этими животными, постоянно описывающими круги во влажной, илистой почве. Глубина ям (иные были не менее 8 футов глубиной), без сомнения, также объяснялась движением угрей в мягкой почве, и именно благодаря своей глубине они не высыхали в погожий сезон вместе со всем протоком. Таким образом, в то время как аллигаторы и черепахи в этой громадной затопляемой лесной области уходят в засушливый сезон в крупные водоемы, электрические угри сами устраивают себе маленькие бассейны.
Теперь каждый из моих спутников срезал по крепкой жерди, и все принялись изгонять угрей, чтобы добраться до других рыб, которыми, как мы обнаружили, изобиловали прудки. Я немало позабавил всех, показав, как электрический удар от угрей может передаваться от одного человека к другому. Мы взялись за руки цепочкой, и я прикоснулся к голове самой крупной и живой из этих рыб кончиком охотничьего ножа. Мы выяснили, что опыт этот не удается больше трех раз с одним и тем же угрем, вынутым из воды: в четвертый раз удар едва ощущался. Вся рыба, оказавшаяся в ямках (помимо угрей), принадлежала к одному виду — мелкой форме акари (Loricaria), группы, представители которой снабжены полным костным покровом. Лино и мальчик нанизали их, проткнув жабры, на тонкие сипо и развесили на деревьях, чтобы захватить на обратном пути в конце того же дня.
Покинув ложе протока, мы пошли дальше, все время сохраняя направление в глубь местности и ориентируясь по солнцу, которое просвечивало теперь сквозь густую листву над головой. Около 11 часов мы увидели в лесу перед нами просвет и вскоре вышли на берег довольно большого водоема. Это было одно из тех внутренних озер, которых так много в этой области. Береговая кромка была приподнята на несколько футов и полого спускалась к воде; землю, твердую и сухую до самой воды, покрывала кустарниковая растительность. Мы обошли кругом все озеро и обнаружили, что деревья на берегах населены гокко, присутствие которых выдавал, как обычно, особенный крик, ими испускаемый. Мои спутники подстрелили двух птиц. В дальнем конце озера находилось глубокое русло; мы проследили его на протяжении около полумили и нашли, что оно соединяется с другим, меньшим водоемом. Этот второй водоем, очевидно, кишел черепахами, потому что мы видели много мордочек, которые показывались над поверхностью воды; на большом озере мы ничего подобного не видели, вероятно, оттого, что наделали много шуму, когда радовались нашему открытию, подходя к берегам. Мои друзья условились тут же вернуться к этому водоему, когда кончат собирать. яйца на Катуа. Возвращаясь по пространству между двумя водоемами, мы услыхали шум, поднятый обезьянами на вершинах деревьев у нас над головой. Охота за ними заняла немало времени. Наконец, Жозе выстрелил в одну из отставших от стаи обезьян и ранил ее. Она довольно ловко вскарабкалась к густой части дерева, и свалить ее вниз ни вторым, ни третьим выстрелом не удалось. Затем бедное изувеченное создание дотянулось руками до одной из самых верхних веток, и мы вскоре увидели, как оно сидело там, ковыряясь во внутренностях, — вылезших из раны в животе, — раздирающее душу зрелище. Высота над землей сука, на котором сидела обезьяна, была никак не менее 150 футов, и видеть ее мы могли, только стоя прямо под ней и глядя вверх. Наконец, мы убили ее, зарядив лучшее наше ружье и оперев ствол о дерево для устойчивого прицела. Несколько дробинок вошло в подбородок обезьяны, и она с воплем упала кубарем на землю. Несмотря на то что именно я сделал последний выстрел, животное это не досталось на мою долю, когда делили добычу в конце дня. Теперь я жалею, что не сохранил шкуру, так как обезьяна относилась к очень крупному виду капуцинов, которого я ни разу не встречал впоследствии.
Только около часу дня мы добрались до места, где в первый раз наткнулись на берега большого озера. До сих пор охота у нас шла неважно, поэтому, когда мы позавтракали остатками жареной рыбы и фариньи и выкурили сигареты (прибор для их изготовления вместе с бамбуковой трутницей и огнивом каждый всегда захватывает с собой в эти экспедиции), то направились через лес в другом (западном) направлении в попытке отыскать лучшее место для охоты. Мы утолили жажду озерной водой, которая, к моему удивлению, оказалась совершенно чистой. В этих водоемах, разумеется, иногда вследствие движений аллигаторов и других обитателей вода на время взбаламучивается тонким илом, который лежит на дне, но я ни разу не наблюдал на ее поверхности ни какого-либо налета Conferva (одноклеточных водорослей), ни следов масла, выдающих животное разложение, и никогда не ощущал никакого зловония. Вообще вся эта равнина не покрыта губительными болотами, вызывающими малярию, а представляет собой в сухой сезон (а также и во влажный) самую здоровую страну. Как сложны должны быть естественные процессы самоочищения в этих изобилующих жизнью водах!
На новом пути нам пришлось прорезать дорогу сквозь длинную полосу бамбукового подлеска, и, будучи не так осторожен, как мои спутники, я не раз наступал на кремнистые шипы, упавшие с кустарников; дело кончилось тем, что я совсем захромал, так как один шип глубоко вошел мне в подошву ноги. Мне пришлось остаться, и со мной остался индеец Лино. Заботливый малый промыл мои раны своей слюной, положил на них куски
