— Ты спас меня, — сказала Кеннаг, подходя к нему, — теперь я спасу тебя!
Он не успел даже набрать воздуху — она толкнула его к колодцу и прыгнула вслед за ним.
Ровена мяукнула и в ужасе вцепилась в юношу, а он прижал ее к себе здоровой рукой.
Элвин чувствовал, как что-то тянет его вниз. Остатки воздуха вырвались изо рта и устремились пузырьками к поверхности воды к быстро удаляющемуся свету.
Потом все пропало.
В этой последней битве у него не было меча, только длинный сук, подобранный с земли, когда он бежал к Тору. Но человек, назвавший себя именем своей собаки, Кабал, сражался с псами Гвина ап Нудда с такой же отвагой и решительностью, как и с армиями врагов пятью веками раньше.
Однако сейчас он думал не о былых победах, а о том, — чтобы остановить Хель и не дать ей схватить двух Свидетелей. Конечно, хозяйка Кровавого Ключа защитит Кеннаг и Элвина. Но и ее силы не безграничны. Чтобы воспользоваться ее защитой, они должны оказаться в священных водах, но если он не задержит всадницу на Черном Коне, Свидетели не доберутся до спасительного колодца.
Отбросив сук, он подпрыгнул, издал боевой клич древних бриттов и, схватив Хель, стащил ее с Черного Коня. Извиваясь под ним, Хель изрыгала грязные проклятия, ее чудный ротик выплевывал отвратительную слюну, куски гнилого мяса отваливались от костей, когда она била его ногами. Он ждал, что острые клыки ее черного пса и белых собак Гвина вот-вот вопьются в его человеческую плоть. Но звери только как-то странно завывали. Рискнув бросить взгляд через плечо, он увидел, что они накрыты каким-то движущимся серым одеялом.
Белки. Говорящий грызун вызвал своих сородичей, и проворные зверьки успешно закрывали глаза и носы своих противников.
Человек, назвавший себя Кабалом, видел в своей жизни много доброго и злого, но то, с какой готовностью шли на смерть лесные существа, тронуло его. Они знали. Знали так же хорошо, как и Кабал, насколько важна безопасность Свидетелей.
Конечно, долго это длиться не могло. Через несколько секунд псы стряхнули с себя и перебили почти всех грызунов, и черная тварь — Хель называла его Гармом — бросилась на Кабала и, вцепившись в него, стащила с жуткой красавицы.
Поднявшись, Хель плюнула на поверженного врага и поспешила к Черному Коню. В следующее мгновение они уже умчались, всадница из бездны и ее свора.
Кабал чувствовал, как холод охватывает его тело. Он был залит собственной кровью и лежал на траве, не имея сил сдвинуться с места. Только взгляд его еще скользил по земле, усеянной маленькими серо- бурыми тельцами. И глаза его наполнялись слезами. Странно, но даже тела людей, павших в этой последней битве, не вызвали бы в нем таких чувств. Зверьки погибли ради чего-то, а не по глупой ошибке…
Он вздохнул полной грудью и ощутил во рту вкус крови. Губы дрогнули в улыбке.
— Пора, брат мой. — Голос, напоминавший дыхание ветерка, коснулся его ушей.
— Это ты? — прохрипел он. — Пришел за мной…
— Однажды, пять столетий назад, я уже погрузил тебя в сон, — шепнул ветер.
Теплый, он ласкал лицо лежащего воина. Ветер принес сладкий запах цветущих яблонь. Человеку, назвавшемуся Кабалом, стало тепло. Он любил эту землю. Однажды он уже умер за нее и потом крепко уснул, твердо зная, что восстанет, чтобы защитить свою страну в час величайшей опасности. Он исполнил то, что должен был исполнить — защитил двух слабых смертных, ставших последней надеждой мира. Теперь он мог умереть. Уже навсегда.
Остальное зависело от них.
Ветер набрал силу, подхватив его последний вздох. Тело Артура, короля бриттов, обратилось в прах, развеянный веселым летним ветерком.
ГЛАВА 16
И Дух прошел надо мною; дыбом встали волосы на мне.
Ее неумный сын предложил, чтобы королева передвигалась в специальной повозке, но Эльфтрит отказалась. Не настолько уж она стара. Вполне может сидеть верхом, как любая молодка при дворе Этельреда.
На третий день она уже горько сожалела о своем опрометчивом решении. Королевская задница, сбитая почти до крови, жутко болела, а кости — не такие уж молодые, как хотелось бы — разболтались в дороге. К счастью, на дороге, ведущей от Лондона на юго-восток, было несколько городков, где королевская свита имела возможность остановиться и восстановить силы, проведя ночь на настоящих кроватях.
Гилфер, Уилтон, Илчестер, все они давали приют вдовствующей королеве в этом нелегком паломничестве. Исполняя свой долг, Эльфтрит думала о том, как хорошо, что бедный мученик Эдуард лежит наконец там, где и положено, а не томится в Уореме.
Девочка, прислуживающая ей в Гилфорде, просияла, услышав слова королевы.
— Да, да, так оно и есть! Вы знаете, что у гробницы Эдуарда исцелился какой-то хромой? А по ночам на том месте, где он лежит, танцуют яркие огоньки? Как будто феи водят хоровод! А его тело… Оказывается, оно даже не испортилось!
Королеве пришлось приложить усилия, чтобы сохранить улыбку.
— Какие милые истории, — заметила она. — И как нельзя более кстати.
Ее верховая лошадка, отличавшаяся когда-то особенно мягким ходом, могла бы теперь даже превратиться в осла — для Эльфтрит это уже не имело значения, потому что ее путешествие подходило к концу. Впереди виднелся Шафтсбери, приятный городок, аббатство которого расположилось на самом высоком из окружавших его холмов. Подаренное королем Альфредом дочери Этельгиве в 880 году, аббатство Шафтсбери считалось довольно богатым.
