Он чувствовал, что осел бежит уже не так быстро, дыхание его стало затрудненным. Открыв глаза, Элвин увидел, что они поднимаются по склону Тора. Валааму было не до разговоров: он пыхтел, его серые бока вздымались и опадали. Монах хотел слезть на землю, но знал, что осел, даже с такой ношей на спине, все равно доберётся до вершины первым.
Наконец они добрались до места. Солнце стояло уже высоко, и вид с вершины Тора был бы достойным созерцания и восхищения, если бы глаза Элвина искали красоты. Но он видел только зияющую дыру в земле и громадный камень рядом с ней, словно отброшенный рукой ребенка-великана.
— Кеннаг, — прошептал Элвин. Он попытался спешиться и упал, а поднявшись на ноги, медленно приблизился к разверзшейся бездне. За спиной слышалось дыхание его спутников — Рататоск, Ровены и Кабала. Юноша заглянул в страшную темную пропасть и задрожал, не увидев дна.
Не понимая, что делает, Элвин отступил от края, подняв здоровую руку, словно защищаясь ею от страха, шедшего из бездны. У него пересохло во рту, внутри все сжалось в комок, по телу прокатились судороги.
Пропасть дышала ужасом.
И Кеннаг была там, внизу, в глубине. Наедине с этим страхом.
Ноги у него подкосились, и он рухнул на землю, крича и содрогаясь. Земля оказалась неестественно теплой, а его ухо, прижатое к траве, уловило… нечто. Элвин расплакался по-настоящему, скрючился и попытался прикрыть голову рукой.
Нет, нет, нет, нет…
Что-то коснулось лица юноши. Он открыл глаза. Ровена терлась об него, мягко, бережно, нежно, и Элвин вздохнул. В словах необходимости не было, одного успокаивающего присутствия кошки оказалось достаточно, чтобы у него прояснилось в голове.
Страх никуда не ушел, но Элвин заставил себя преодолеть его парализующую силу. Он не смог подняться, не смог заставить свое тело выпрямиться и идти, как подобает человеку, созданному Богом, но все же, обливаясь слезами, пополз как животное. Опираясь на здоровую руку, он приблизился к краю ямы, и в лицо ему ударил горячий, вонючий воздух.
— Кеннаг!
Единственным ответом, который он услышал — даже не услышал, а почувствовал — было монотонное причитание. Страх снова навалился и…
— Элвин?
Он вздрогнул. Голос прозвучал слабо и неуверенно и донесся до него едва уловимым колебанием воздуха, словно встревоженного взмахом крылышек бабочки. Кеннаг! Но куда подевался ее сильный, решительный голос? Этот — дрожащий, настороженный — принадлежал человеку, испуганному не меньше, чем он сам.
И все же это была Кеннаг. Живая.
Ободренный, Элвин ответил чуть громче, чем прежде.
— Я здесь. Я…
Что? Что во имя Отца, Сына и Святого Духа он может сделать?
— Ты вытянешь ее оттуда, — прозвучал у него над ухом глубокий мужской голос.
Элвин вздрогнул и обернулся. Кабал стоял рядом, вглядываясь в бездну.
— Чтобы держать ворота открытыми, им требуется вся их соединенная сила. Надолго ее не хватит. Видишь ли, они ждут тебя. Но тебе спускаться нельзя. Предоставь это нам.
Элвин, открыв рот, уставился на него.
— Кто вы?
Кабал усмехнулся:
— Солдат, исполняющий свой долг.
Он поднял голову и свистнул, подзывая лошадь. Животное подбежало к нему и тряхнуло головой.
— Ты знаешь, что надо делать. Я буду здесь, — сказал ей Кабал.
Кобылка согласно кивнула и в следующий момент — к изумлению и ужасу Элвина — прыгнула, не колеблясь, в яму. Элвин неотрывно наблюдал за лошадью, ожидая, что сейчас она осознает опасность, заржет в ужасе и рухнет в бездну, где ее ждет неминуемая смерть. Но лошадь вытянула ноги, словно это был обычный прыжок…
…или полет…
…и ее поглотила тьма.
— Они не могут драться с ней, — заметил, поднимаясь, Кабал.
— С Кеннаг? — ошеломленно спросил Элвин.
— Нет, с кобылой.
— Что?
Кабал проигнорировал его вскрик.
— Когда она вернется с Кеннаг, вы все должны как можно быстрее убираться отсюда. Рядом с Тором есть небольшой холм. От него течет ручей…
— Да, я знаю, где это. Монахи берут там воду, — сказал Элвин. — Его называют Кровавый Ключ.
