монолит, которому не страшны никакие нагрузки. Казалось, что даже борьба за Нидерланды увенчается успехом, — единство остальной империи было нерушимо, как скала.
Именно такой видели Испанию французы, когда великий кардинал начал медленно и осторожно, сперва немного нерешительно подготавливать Францию к борьбе с могучим соперником. В течение долгого времени о соперничестве можно было только мечтать. Кроме того, сферы интересов Франции и Испании практически не пересекались: Франция не так боялась Испании, как объединения Германии. Между королевскими домами двух стран были дружеские отношения: король Франции, будучи еще подростком, был обручен с сестрой короля Испании; тот, в свою очередь, — с сестрой французского короля.
Однако для Испании было жизненно важным удерживать в своих руках богатые, платящие огромные налоги Нидерланды. После неудачной попытки блокировать мятежников с моря, подступиться к ним можно было только двигаясь с юга, в рейнской долине, то есть вдоль восточной границы Франции. Но что самое важное — Испания поддерживала австрийских Габсбургов в их борьбе за Германию. Испанские войска, расквартированные в герцогстве Миланском, могли попасть во владения германского императора, двигаясь по вальтелинской долине. Что из всего этого вышло, мы расскажем более подробно во второй части нашего исследования.
В заключение я хочу познакомить читателя с человеком, руководившим Испанией. Герцог Оливарес был достойным противником кардинала Ришелье, хотя внешне был полная ему противоположность. Это был черноволосый, широкоплечий человек, способный укротить любую строптивую лошадь. Он был серьезен и настойчив в достижении дели, не щадил для этого ни сил, ни трудов. Моложе Ришелье всего на два года, он стал руководить государством, когда ему шел тридцать пятый год. Филипп IV стал королем, когда ему было шестнадцать лет. Он предоставил все труды и заботы государства своему министру, посвящая все свое время покровительству искусствам. Между Ришелье и Оливаресом началась дуэль, которая длилась все восемнадцать лет правления кардинала. Настойчивости, уму и отваге Ришелье противостояли те же самые качества испанского министра, быть может выраженные еще более резко, так как он был испанцем. Оливарес проиграл эту дуэль потому, что Бог и время были против него.
Когда испанцы, осажденные в Перпиньяне французами, подняли над стеной крепости полотнище с крестом посередине, сдаваясь победителям, они от голода превратились в ходячие скелеты. Узнав об этом, Оливарес пошел во дворец к королю. Упав перед ним на колени, он едва слышно прошептал печальную новость. «На все воля Божия», — ответил ему король, который давно растерял былую веселость. Великому Ришелье, победителю дуэли, оставалось жить всего несколько недель. Оливарес пережил кардинала всего на три года.
Глава 5. Личность и характер
Когда Ришелье, находясь уже на вершине власти, выбрал в качестве своего портретиста не Рубенса, который писал портрет королевы-матери, а янсениста Филиппа де Шампеня, он поступил правильно, но совсем не потому, как думают некоторые, что не хотел соперничать с Марией Медичи, а потому, что разбирался в искусстве и в людях, — Рубенс не смог бы написать его таким, каким он предстает перед нами на портрете Филиппа де Шампеня, находящемся теперь в Лувре.
Этот же художник написал знаменитый триптих, на котором кардинал изображен анфас и два раза в профиль. Это полотно находится в Национальной галерее в Лондоне, и его одного было бы достаточно, чтобы люди спустя сотни лет имели представление о великом человеке, если бы шедевр из Лувра был потерян. И все-таки преимущество за тем портретом, что висит в Лувре.
Портрет сразу задерживает ваше внимание даже в том случае, если имя Ришелье ни о чем вам не говорит. Глядя на него, вы почему-то останавливаетесь и начинаете разглядывать его, думая о человеке, изображенном на полотне. Даже тогда, когда вы прочли много книг о кардинале, вы ничего не знали о нем, если не видели этот портрет. Только после того как вы побывали в Лувре и увидели это полотно, всё прочитанное вами вдруг освещается новым светом, и кардинал становится вашим хорошим знакомым, вашим современником.
Он изображен на портрете во весь рост в алой мантии кардинала с красной шапочкой на голове, из- под которой выбиваются длинные пряди черных волос, уже тронутые сединой. Он держится очень прямо и из-за худобы кажется выше, чем есть на самом деле. Вся его поза говорит о привычке властвовать и в то же время о способности глубоко и сосредоточенно размышлять. Под высоким бледным лбом красиво изогнутые брови. Черные глаза смотрят на нас внимательно, и кажется, что он хочет что-то сказать нам.
Мы видим перед собой человека, наделенного большой властью, и в то же время очень осторожного, благосклонного, но лишенного расточительности. Его внимательные глаза наблюдают за нами, словно он пытается понять, кто мы такие. Взгляд его черных глаз тверд и прям, — ясно, что никому нет доступа в его душу. Кажется, что эти глаза никогда не горели гневом, не знали пыла страсти, — они нужны великому уму, чтобы все видеть, за всем наблюдать и затем делать беспристрастные выводы. Во взгляде этих глаз есть что-то печальное, маленькие красивые губы твердо сжаты, усы чуть-чуть вздернуты вверх, что придает выражению лица некоторую воинственность. Острая бородка и прямые складки возле красивого носа с горбинкой подчеркивают его волевую натуру и напоминают нам, что политические решения, принятые этим человеком, изменили наш мир.
Перед нами зрелый, еще не старый человек, болезнь еще не поселилась в его хрупком теле. Но даже тогда, когда это произойдет, его могучий дух будет до самого конца сопротивляться и презирать недуг.
Итак, мы познакомились с внешностью великого человека. Давайте поинтересуемся, откуда он родом, какие препятствия и успехи были на его жизненном пути.
Отец будущего кардинала происходил из пуатвинского дворянства, был храбр и предан королю и вере, — он умер в одном из походов, предпринятых Генрихом IV, который высоко его ценил, — и был он также очень горячим, страстным человеком. Еще будучи подростком, он убил человека, заколовшего кинжалом его отца. Был за это сослан, потом прощен и приближен к королю Генриху III. В конце жизни он, по-видимому, тяжело заболел и умер, оставив вдову в больших долгах.
Мать Ришелье была дочерью члена парижского парламента, то есть по своему происхождению принадлежала к дворянству мантии. Она была хорошей, нежной матерью пятерых детей, очень озабоченной тем, как поправить расстроенные дела после смерти мужа. Арман Жан дю Плесси, будущий кардинал Ришелье, был ее четвертым ребенком, она родила его, когда ей было тридцать пять лет. Он родился очень слабым и хилым и думали, что он не проживет больше месяца.
Слабый и хилый ребенок вырос, превратился со временем в мужчину, но так и не стал вполне здоровым человеком. Всю свою жизнь Ришелье страдал головными болями, иногда настолько сильными, что он не мог в это время ни читать, ни писать. По-видимому, у него было какое-то заболевание нервной системы. Интересно, что один из двух его братьев и одна из сестер были не в своем уме, возможно даже сошли с ума. Кроме того, у него было какое-то заболевание крови — на его теле время от времени появлялись чирьи. Это заболевание и свело его в могилу.
Предполагали, что у него была эпилепсия. Предположение это не подтверждается никакими документами, и я упоминаю о нем только потому, что оно встречается у некоторых историков. Эту болезнь часто приписывают гениальным людям. По-видимому, все дело в том, что умственное напряжение гения так велико, что при слабом здоровье оно влечет за собой то или иное заболевание нервной системы.
Имеется еще одно свидетельство умственного расстройства кардинала. Мы находим его в мемуарах одной вздорной немки, вдовы бесчестного брата Людовика XIV. Они написаны спустя пятьдесят или шестьдесят лет после смерти кардинала и до сих пор не опубликованы. В них говорится, что в королевском семействе сохранилось предание, будто иногда на него находили припадки сумасшествия, во время которых
