прошли с ним много переулков; и Орм спросил, что, видимо, Халид, большой скальд из Малаги, прибыл в Кордову и что теперь они его встретят. Саламан сказал, что тот, с кем они встретятся, куда значительнее Халида.
— И разве что иноземец, — добавил он убежденно, — может поверить, будто этот Халид вправду большой скальд, хоть сам он и выдает себя за такого. Если счесть истинно больших скальдов, живущих в державе халифа, то всего их пятеро; и Халиду никогда не стать одним из нас, сколь бы усердно он не играл в рифмы. Но ты правильно делаешь, Орм, что хорошо о нем отзываешься; потому что без него я бы никогда не узнал о тебе и твоих людях; и потому, если ты встретишь его и он станет величать себя скальдом, не надо ему перечить.
Орм ответил, что у него достанет ума не спорить со скальдами насчет их величия; а Токе пожелал узнать, для чего его взяли с ними, ведь он не понимает, о чем говорят, а дома ему было очень даже хорошо. Саламан сказал, что нужно было, чтобы он пошел, ибо таков приказ.
Они вышли к окруженному оградой саду и маленькой калитке, открывшейся им навстречу; они вступили в сад и шли мимо прекрасных деревьев и пестрых трав и достигли площадки, где журчал искусно сделанный родник и чистая вода бежала среди цветов узкими извивающимися ручейками. Навстречу им приближались носилки, которые несли четверо рабов, а позади них шли две прислужницы, и двое чернокожих с саблями.
Саламан остановился, а за ним и Орм с Токе; носилки опустились на землю, и прислужницы поспешно подбежали и почтительно встали рядом, когда из них вышла женщина, закутанная в покрывало.
Саламан трижды низко поклонился ей, прикладывая ладони ко лбу, и Орм и Токе поняли, что она, должно быть, королевского рода; но остались стоять, потому что гнуть спину перед женщиной норманну не годится.
Она благосклонно кивнула Саламану и, поглядев на Орма и Токе, пробормотала что-то сквозь прозрачную накидку, и глаза у нее были ласковые. Саламан снова склонился перед нею и сказал:
— Воины Севера, благодарите Ее Высочество Субайду: это ее власть освободила вас.
Тогда Орм сказал ей:
— Если ты помогла нашему освобождению, мы должны принести тебе величайшую благодарность. Но мы не знаем, кто ты и почему оказала нам такую милость.
— И все-таки мы уже встречались, — сказала она, — быть может, вы оба еще не успели меня забыть.
Затем она подняла накидку, и иудей вновь поклонился. Токе схватил себя за бороду и сказал Орму:
— Это же моя девушка из крепости, только еще прекраснее, чем была. У нее, видно, большая удача, если она с тех пор ухитрилась стать королевой. И приятно узнать, что она рада меня снова видеть.
Она глянула на Токе и сказала:
— Отчего ты разговариваешь со своим другом, а не со мной? Орм ответил, что Токе не знает арабского языка, но что узнал ее и считает, что красота ее стала еще больше с тех пор, как он видел ее в последний раз.
— И мы оба рады, — сказал Орм, — что ты обрела удачу и власть; ибо ты кажешься нам достойной и того, и другого.
Она посмотрела на Орма, улыбнулась и сказала:
— Но ведь ты, рыжий человек, сумел выучить этот язык, как и я. Кто же из нас лучший воин, ты или твой друг, что был моим господином?
— Мы оба считаемся неплохими, — отвечал Орм, — но я молод и не успел испытать столько; а он завоевал большую славу, еще когда мы брали ту крепость, где была ты. Поэтому я думаю, что он все же лучший из нас двоих, хоть он сам и не может сказать это тебе на твоем наречии. Но лучше нас обоих был Крок, наш хёвдинг; теперь он мертв.
Она сказала, что помнит Крока и что хорошие хёвдинги редко живут долго. Орм рассказал, как тот погиб, и она кивнула, а затем сказала:
— Меня с вами связала судьба. Вы взяли твердыню моего отца и убили его и большую часть всех, кто там был, и это должно было бы стоить вам жизни. Но мой отец был человек жестокий, и более всего он был жесток к моей матери, а я ненавидела его и боялась, словно дьявола. То, что его убили хорошо, и я не печалилась ни о том, что попала к иноземцам, ни о том, что меня полюбил твой друг, хотя мне было жаль, что мы не смогли с ним разговаривать. Мне не очень нравился запах его бороды; но зато глаза у него были веселые, да и смех приветлив, и мне это нравилось; и он прикасался ко мне бережно, даже когда бывал пьян и охвачен желанием. Ни синяка не появилось у меня на теле, пока я была с ним, и он дал мне легкую ношу, когда мы шли к кораблю. Потому я бы тогда с радостью отправилась с ним в его страну. Скажи ему это.
Орм передал Токе все, что она сказала. Тот остался доволен и сказал:
— Вот теперь ты видишь, какая мне удача в женщинах. Но она лучше всех, передай ей это. Как думаешь, не хочет ли она сделать меня большим человеком у них в стране?
Орм сказал, что она ничего не говорила; а затем, передав ей похвалу Токе, попросил ее рассказать, что же с нею самой случилось с тех пор, как они расстались.
— Начальник кораблей привез меня сюда, в Кордову, — отвечала она. — И сам он ко мне не прикоснулся, хотя мне пришлось стоять нагой перед ним. Он решил, что я буду хорошим подарком его господину, визирю. Теперь я принадлежу Альмансуру, визирю халифа и могущественнейшему человеку в стране; а после того, как меня наставили в учении Пророка, он из невольницы сделал меня первой женой, поскольку счел мою красоту большей, чем у других. Хвала Аллаху за это! И таким образом мне стало хорошо благодаря вам; ибо если бы вы не пришли к крепости моего отца, я бы до сих пор сидела там, дрожа от страха перед отцом, и получила бы дурного мужа вопреки всей моей красоте. Вот почему я захотела помочь вам, всем, что в моих силах, когда Саламан, что сделал лучшие мои украшения, дал мне знать, что вы все еще живы.
— Троим мы обязаны теперь, — сказал Орм, — кто помогли нам покинуть скамью гребцов: тебе, Саламану и человеку из Малаги по имени Халид. Но теперь мы знаем, что у тебя самая большая власть, и потому более всех благодарим тебя. И нашей удачей было встретить вас троих, ибо иначе мы бы так и сидели на веслах, и ничего бы не ждали, кроме скорой смерти. Теперь мы с радостью пойдем на службу к твоему господину и поможем ему против его врагов. Но удивительно, что ты при всей своей власти смогла убедить его развязать нас; ведь мы, северные мореходы, считаемся тут врагами со времен сыновей Лодброка.
— Вы уже сослужили службу моему господину Альмансуру, забрав меня из крепости моего отца, так что я попала в его руки. К тому же у нас все знают, что мужчины из вашей страны — люди слова и славные воины. Ибо у халифа Абдеррахмана Великого, и у его отца, эмира Абдаллаха, было немало выходцев с Севера в дворцовой страже; они были также великие опустошители испанских берегов, но из тех немногие вернулись назад и кроме вас их в дворцовой страже теперь нет. А если вы будете верно служить господину Альмансуру, то и награда будет немалой; к тому же начальник дворцовой стражи выдаст вам каждому полное боевое снаряжение и доброе оружие. Но для вас есть у меня подарок.
Она позвала одного из рабов, и тот вынул из носилок два меча; ножны их были богато изукрашены, а пояса к ним отделаны тяжелыми серебряными накладками. Один она протянула Орму, другой Токе. Те приняли их с большой радостью, потому что до сих пор, покуда они ходили без оружия, им словно чего-то недоставало. Они обнажили мечи и тщательно осмотрели клинки и попробовали, удобно ли ложится в ладонь рукоять. Саламан взглянул на мечи и сказал:
— Их ковали в Толедо, там самые лучшие кузнецы, что по серебру, что по стали. Там их до сих пор делают прямыми, как во времена готских королей, покуда служители Пророка не явились в эту страну. И лучших мечей, чем эти, ныне уже не отковать никому.
Токе громко рассмеялся от удовольствия и что-то забормотал, а потом сказал:
Орму не очень хотелось показать, что он слабее по части сочинения стихов; он задумался, а потом поднял перед собою меч и сказал:
Субайда рассмеялась и сказала:
