— Дать мужчине меч, все равно что дать женщине зеркало: ни на что другое они уже не глядят. Но это хорошо, что мои подарки вам по сердцу; пусть они принесут вам удачу!
Орм сказал ей:
— Теперь мы с Токе чувствуем себя хёвдингами; ибо таких добрых мечей, как эти, мы никогда не видывали. И если твой господин Альмансур такой же, как и ты, то служить ему стоит.
На том их встреча и окончилась; ибо Субайда сказала, что ей пора уже проститься с ними и что, быть может, они ее еще когда-нибудь увидят; потом она уселась в свои носилки, и их унесли.
Они с Саламаном возвратились домой, и всем было что сказать в похвалу Субайде и ее чудесным подаркам; Саламан же поведал, что знаком с нею больше года, потому что он много раз продавал ей украшения, и он сразу увидел, что это та самая девушка, которую Токе захватил в крепости злобного маркграфа, хотя ее красота с тех пор еще возросла. Токе сказал:
— Она красива и добра и хорошо помнит тех, кто был ей по душе; и тяжко мне было видеть ее теперь и знать, что она жена знатного человека. Но хорошо, что она не досталась тому толстопузому старику с серебряным молотком, что взял нас в плен; тогда бы мне было еще хуже. И я не стану особенно жаловаться; ведь у девушки, которую дал мне Саламан, нет изъяна.
Орм спросил тогда об Альмансуре, господине Субайды, и как вышло, что он самый могущественный человек в стране, когда таким должен был быть халиф; и Саламан объяснил, как такое получилось. Прежний кордовский халиф, Хакам Ученый, сын Абдеррахмана Великого, был могучим правителем, хотя и проводил большую часть времени за чтением книг и беседами с учеными людьми; по смерти он оставил грудного сына, по имени Хишам, а теперь он наш халиф. А управлять страной, покуда он мал, Хакам завещал своей любимой жене, матери младенца, вместе с лучшим из его придворных, а этим двоим власть до того пришлась по душе, что они заперли юного халифа во дворце и объявили, что он столь благочестив, что не может заниматься делами мирскими. А этот придворный, став правителем, одержал много побед над христианами на севере и оттого получил прозвание «Альмансур» — «богатый победами». Государыня, мать халифа, долгое время любила Альмансура более всех на свете; но она ему прискучила, потому что была старше его и порою спорила с ним из-за власти; и теперь она также заточена, как и ее сын халиф, а Альмансур единовластно правит страной от имени халифа. За то, что он сделал с халифом и его матерью, он многим ненавистен; но любим многими за свои победы над христианами; а своей дворцовой страже, набранной из чужестранцев, он всегда был милостивым господином, ибо полагается на нее как на верную защиту от всякого, кто питает к нему злобу и зависть. Оттого можно предполагать, что Орма и его людей ждет веселое время в палатах Альмансура в мирное время и что битв им тоже хватит; каждую весну Альмансур отправляется в поход с большим войском или против конунга Астурии и графа Кастильского, или против конунга Наварры и арагонских графов, на север, к самой границе франкских земель. У всех них он вызывает столь великий страх, что они часто сами предлагают ему дань, только бы он не приходил к ним.
— Но им нелегко от него откупиться, — продолжал Саламан. — И это происходит оттого, что он несчастливый человек. Он могуч и богат победами, и все его начинания удаются, но все знают, что его непрестанно терзает великий страх. Ибо он поднял руку на халифа, который есть тень Пророка, и похитил у него власть; и оттого боится гнева Аллаха и душа его не знает покоя. Каждый год пытается он умилостивить Аллаха очередными походами на христиан; поэтому он никогда не берет откупа у всех христианских владык одновременно, а только по очереди, чтобы было где порадеть с мечом в руке. Из всех воителей, рожденных в этой стране, он величайший; и он поклялся умереть на поле боя, лицом к многобожникам, верящим, будто сын Иосифа — это Бог. Он мало заботился о поэзии и музыке, и теперь не те времена для стихотворцев, что были при Хакаме Ученом; но в часы досуга его влечет к золотым и серебряным изделиям и самоцветам, и тут я не могу его судить. Этот свой дом в Кордове я выстроил, чтобы удобнее было вести с ним дела; и да процветает он и да будет ему всяческое благо, ибо для серебряных дел мастера он поистине добрый государь.
Все это и прочее поведал Саламан Орму, а Орм пересказал Токе и остальным; и все сошлись в том, что этот Альмансур, должно быть, сильный владыка. Но его страха перед Аллахом им было трудно понять, ведь у них на севере и не слыхали, чтобы кто-нибудь боялся богов.
Прежде чем им приспело время покинуть дом иудея, он дал им много добрых советов касательно разных вещей; Токе же посоветовал даже и не заикаться, что когда-то владел Субайдой.
— Потому что владыки любят видеть тех, кто владел их женщинами прежде них не более, чем все мы; и это отважный поступок с ее стороны — посметь встретиться с вами обоими, хотя, впрочем, были и надежные люди, проследившие, чтобы все прошло как надо. Но у Альмансура хорошее зрение и в таких делах, как и во всех прочих, и потому Токе надо быть поосторожнее.
Токе сказал, что тут нет никакой опасности; а чем он теперь озабочен больше, так это тем, как найти своему мечу хорошее имя. Потому что такой меч, как у него, несомненно скован не хуже, чем Грам у Сигурда или Мимминг у Дидрека, или меч Скофнунг у Хрольва Жердинки [14] ; и оттого ему надобно имя не хуже. Но он никак не может выдумать такого, какое бы казалось ему достаточно хорошим. Орм же нарек свой Синим Языком.
Они покинули Саламана, не уставая благодарить его, и их проводили в палаты Альмансура к начальнику дворцовой стражи; они получили боевое снаряжение и начали службу во дворце. И Орм был хёвдингом над семью своими соплеменниками.
Глава 7
О том, как Орм служил у Альмансура и как потом отплыл с колоколом Святого Иакова
Орм поступил в дворцовую стражу в Кордове в год, считавшийся восьмым с начала владычества халифа Хишама; было это за три года до похода Буи Толстого и Вагна Окессона в Норвегию. А пробыл он на этой службе четыре года.
Стражники пользовались большим уважением и были одеты роскошнее всех остальных. Кольчуги их были легкими и тонкими, но выкованными прочнее и изящнее всех доспехов, виденных Ормом и его людьми прежде. Их шлемы сверкали серебром, а поверх доспехов они иногда носили алые плащи; щиты их были по краю украшены витиеватыми письменами. Те же письмена были вышиты на большом знамени Альмансура, что всегда несли перед ним в военном походе, и означали: нет победителя кроме Аллаха.
Когда Орм и его люди, приведенные начальником стражи, впервые предстали перед Альмансуром, то сильно удивились его наружности, потому что представляли его героем. А он был невзрачный человек, тощий и плешивый, с изжелта-зеленым лицом и тяжелыми веками; он сидел среди подушек на широком ложе и медлительно почесывал бороду, одновременно что-то быстро говоря двум писцам, сидящим перед ним на полу и записывающим его приказания. На столике возле ложа стоял медный ларец, рядом ваза с фруктами и большая плетеная клетка; в ней резвились маленькие обезьянки, бегая по кругу в колесе. Покуда писцы записывали последние его слова, он брал фрукты и просовывал их между прутьев клетки и глядел, как обезьянки дерутся из-за угощения и жадно тянут свои маленькие лапки; он не улыбался их шуткам, но устремлял на них печальный взор и снова просовывал им фруктов и принимался опять диктовать писцам.
Через некоторое время он отпустил писцов и приказал своему военачальнику приблизиться вместе с его людьми; он оторвал взгляд от клетки и посмотрел на норманнов. Глаза его были черны и печальны, но в самой глубине их, казалось, что-то горело и искрилось, так что трудно было дольше одного мгновения выдержать такой взгляд. Он рассмотрел их всех, одного за другим, и кивнул.
— Эти похожи на воинов, — сказал Альмансур своему военачальнику. — Понимают ли они наш язык?
Военачальник указал на Орма и сказал, что вот этот понимает по-арабски, а остальные очень мало или не понимают вообще, и что они почитают Орма своим вождем.
Альмансур сказал Орму:
— Как твое имя?
Орм назвался и объяснил, что его имя значит. Альмансур сказал:
— Кто твой король?
— Харальд сын Горма, — отвечал Орм. — Он повелитель всей Датской державы.
— Его имени я никогда прежде не слышал, — сказал Альмансур.
— Ты должен этому радоваться, господин, — отвечал Орм, — ибо куда доходят его корабли, там
