– Думаю, я соглашусь.
– Замечательно, мне не придется обсуждать мои планы с кем-нибудь еще! Теперь насчет обещанных переводов… – Он допил кофе и сходил в холл за кейсом. – Вот, я их тебе оставляю. Мне неловко присутствовать, когда ты их будешь читать. – Он положил папку на кофейный столик.
Стоя в дверях, я глядела на отъезжающую машину. Мне хотелось спросить его о многом, но, хотя Грег и отвечал охотно, он установил некоторые границы. А еще я не была уверена, что он всегда отвечал мне правдиво. Он не лгал насчет причины своего возвращения в Ситонклифф. Однако я ощущала: он знает значительно больше о моей семье, чем может знать человек, проживший здесь неподалеку вместе с матерью всего одно лето. Откуда, например, ему известно, что отец «увез меня отсюда»? Наиболее приемлемым объяснением было то, что лето, проведенное им тут, было тем самым, когда умерла моя мама.
ГЛАВА 11
Я не могла заснуть. Лежала в постели, с каждой минутой все больше возбуждаясь, будто у меня лихорадка, пока наконец не встала и не подошла к окну. Приоткрыла его немного, чтобы впустить прохладный воздух.
Ночь выдалась безлунной, на море белели клочья тумана.
В такое состояние меня привели сделанные Грегом переводы стихов. Простые, полные энергии, они восхваляли жизнь мужчин и женщин на земле. В них высказывалось сомнение насчет возможности будущей вечной жизни. Да, как ни набожны были монахи, в ханжестве их нельзя было обвинить.
В некоторых стихах описывалась любовь мужчины к женщине и то, что они делали вместе. Неприличными их ни в коем случае нельзя было назвать. Неудержимые, полные жизни, но скорее невинные. А если вспомнить, кто их перевел, то и тревожащие.
Из заметок Грега я узнала, какую программу он собирается сделать. Он хотел рассказать о том, как жили и работали монахи и монахини в своих монастырях, собираясь вместе лишь на молитвы в небольшой церкви.
Содержался там и намек на тайну, касающуюся молодой женщины, не желавшей быть монахиней, и монаха, вдохновленного ее красотой и молодостью и посвящавшего ей стихи. Они начали встречаться на острове, где он должен был строить келью отшельника. Я вспомнила остров – идеальное место для тайных свиданий.
Мне стало холодно. Я еще немного постояла, прислушиваясь к шуму волн, но потом усталость прогнала меня в постель. Я заснула, и мне снова снились беспокойные сны.
Однако когда я утром проснулась, то смогла вспомнить лишь лицо женщины, распухшее лицо утопленницы, в светлых волосах которой запутались водоросли…
Сама не знаю, почему меня снова потянуло к каменным гробам. Я стояла в полуразрушенной часовне, смотрела на них, и, мне казалось, начинала понимать, куда завели Грега его находки и воображение. Программа могла получиться весьма драматичной – история запретной любви и трагедия, к которой эта любовь привела…
По дороге обратно я увидела собаку Пола. Я как раз закрывала дверь часовни, когда пес мелькнул среди старых надгробий. Заметив меня, он остановился, потом осторожно приблизился. Казалось, он удивлен не меньше меня.
– Привет, Бенджи. А где твой хозяин? Где Пол?
Пес склонил голову набок и посмотрел на меня умными глазами. Я глянула в ту сторону, откуда он прибежал. Пола я не увидела, зато ко мне поспешно приближалась Лиз Дэвидсон.
Она оказалась не столь проворной, как лабрадор, так что, пока эта толстушка добралась до меня, она успела; запыхаться и раскраснеться. Ее волосы выглядели так, будто она забыла причесаться.
– Ох, привет, мисс Лайлл. – Она с шумом вздохнула. – Спасибо, что задержали Бенджи.
– Он сам остановился.
– Ну тогда спасибо, что не дали ему убежать дальше.
Она дружески улыбнулась мне. Наверное, в джинсах и свитере, с аккуратно причесанными волосами, я выглядела респектабельнее, чем когда я вся мокрая появилась у нее в офисе.
Лиз наклонилась, чтобы застегнуть карабин на ошейнике Бенджи. Пес не возражал, более того, лизнул ей лицо. Она отмахнулась от него со смехом:
– Отстань, вредная собака! Пошли, отведу тебя к хозяину.
Но тут улыбка её исчезла, сменившись обеспокоенным выражением. Я спросила:
– Что-то не так?
– Нет. Ну да… Я не должна говорить…
– Что-нибудь случилось с Полом?
– Ничего необычного.
На лице ее я заметила тревожное выражение и сказала:
– Давай я тебя немного провожу. Можешь рассказать мне, если захочешь, конечно, что тебя беспокоит.
Мы пошли к дороге вдоль скал, прочь от Дюн-Хауса. Сначала она молчала, но когда я спросила, почему Бенджи бегал один, а она за ним, Лиз нерешительно пояснила, что пес разбудил ее, скребясь в дверь трейлера.
– Это уже не в первый раз, так что я натянула джинсы, прежде чем открыть дверь. К тому времени этот чертенок рее умчался далеко вперед, вот мне и пришлось мчаться за ним.
Она тяжело вздохнула, и я подумала, что она не собирается больше ничего мне рассказывать.
