грант, и мы не можем просто воспользоваться чужими результатами. Яйцо необходимо разбить совсем по- другому.
Мне показалось, что я поняла.
– Иными словами, вместо того чтобы изучать сон любителей кофе, вы исследуете привычки тех любителей кофе, которые пользуются исключительно чашками из пенополистирола.
– Очень хорошо, детектив.
– Вы знаете, я бы предпочла, чтобы вы называли меня Лени.
– Извините. Конечно. Мне не хотелось быть невежливым. Теперь я буду называть вас Лени. Так или иначе, но рецидивизм изучается довольно часто. Даже слишком часто, как полагают многие из нас. Но надежду трудно убить.
Его тон показался мне несколько педантичным – быть может, Эррол был одним из тех специалистов, которые считают полицейских слишком глупыми, чтобы существовать на свете.
– Мы все надеемся, что неприятная правда как-то изменится или возникнет позитивный фактор, который позволит поставить под сомнение негативную тенденцию.
– Подождите минутку. – Возможно, правы те, кто намекает на глупость полицейских. – Я потеряла нить.
– У нас есть средства борьбы. Нам хочется сказать, что они эффективны, и не только из гордости, но и для того, чтобы оправдать затраты на изучение поведения этих субъектов. Я, к примеру, хотел бы верить, что наши попытки перевоспитать людей, совершающих преступления на сексуальной почве, могут дать неплохие результаты. Однако у меня нет такой уверенности. Печальная истина заключается в следующем: совершившие сексуальные преступления против детей часто их повторяют. Одно из недавних исследований показывает, что число рецидивистов составляет пятьдесят процентов.
– Я могла бы и сама догадаться. Мы постоянно ловим одних и тех же типов, которые вновь берутся за старое.
– Да. История постоянно повторяется. Однако мы все время пытаемся сделать вид, что все не так плохо. Я читал статью из журнала по судебной психиатрии, в которой дается новое определение рецидивизма. Автор утверждает, что пятьдесят процентов – это непомерно завышенные цифры, поскольку в них учитываются преступления тех, кто вышел из тюрьмы более десяти лет назад. Он предпочитает брать статистику за последние пять лет, тогда процент снижается до тридцати, что представляется вполне удовлетворительным.
Я пыталась понять, как тридцать процентов могут кому-то показаться удовлетворительными.
– Неужели пять лет так сильно влияют на результат, – только и сумела сказать я в ответ.
Однако Эркиннена посетило вдохновение.
– На самом деле это показывает, что со временем такому человеку становится все труднее контролировать свои импульсы, и он вновь совершает преступление более чем в половине случаев, из чего следует, что совершивший подобный поступок однажды, скорее всего, его повторит.
Он наклонился поближе ко мне, хотя официант уже давно ушел и рядом никого не было.
– Правда еще печальнее. В действительности процент повторяющихся преступлений выше пятидесяти, поскольку мы не принимаем в расчет тех негодяев, которых поймать не удалось. Кроме того, следует понимать, что большинство исследований проводилось с целью установить, насколько лечение помогает снизить возможность повторного преступления. Поэтому те, кто совершил вторичное преступление, не берутся в рассмотрение. Более того, далеко не у всех жертв хватает смелости сообщить о нападении, и такие эпизоды в статистике не учитываются.
Мне было неприятно его слушать, потому что я знала: вернувшись домой, я буду об этом думать.
– Ну, а хорошие новости есть? – робко спросила я.
– О, кое-что. Есть статистика, утверждающая, что осужденные преступники, отбывающие наказание в тюрьме и получающие соответствующее лечение, потом реже нападают на детей. Точнее, промежутки между нападениями увеличиваются. Иными словами, те, кто прошел лечение, способны не повторять своих преступлений.
– Да, это уже что-то, – с иронией заметила я. – Какой прогресс.
Он негромко рассмеялся.
– Да, конечно. – Потом он серьезно посмотрел на меня. – Вот что я хочу вам сказать. Я считаю, что мы можем прикладывать немалые усилия для реабилитации этих типов, но они все равно будут повторять свои преступления. Как мне представляется, большинство ведущих психологов, специализирующихся на сексуальных преступлениях, считают, что этих людей невозможно полностью излечить от преступных импульсов. Сексуальную агрессию можно контролировать до определенных пределов при помощи активного лечения, но склонность к насилию продолжает существовать, а мы в состоянии лишь немного ее ослабить. Однако, рано или поздно, джин вырвется из бутылки.
– Боже мой, но почему?
– Мы не знаем. Вы ведь читали книгу?
– Да.
– В ней довольно подробно объясняется, почему эти типы совершают преступления. Природа плюс воспитание, биологические факторы и тому подобное.
– Но все это не слишком помогает. Ведь речь не идет о том, что мой преступник может перейти в активное состояние, и я теперь знаю, как его остановить. Он уже активен, а я лишь пытаюсь его поймать.
– Ну, можем составить график личностных характеристик и профессиональных способностей, как это делает ФБР, но я бы предпочел изложить свои соображения неформально.
– Меня это вполне устроит. К тому же хочется получить помощь побыстрее.
– Это не займет много времени, – пообещал Эррол. – Все гораздо проще, чем полагает большинство людей. Если в двух словах, то они неправильно подключены. Их души вывернуты наизнанку.
– Их души?
– Да. Или они их лишились. Кто-то украл их души.
Я не привыкла слышать на работе это слово.
– Ну, честно говоря, это только все осложняет.
– Да, в некотором смысле. Конечно, было бы гораздо проще, если бы существовала общепризнанная методика изучения души, однако ее нет. Мы даже не в силах определить, на месте ли душа. Получается, что нам приходится иметь дело с человеком, чья душа не может быть синхронизована с остальным миром.
– А если удастся выяснить, что находится внутри таких парней, нас это не слишком порадует.
– Пожалуй, – согласился он.
Мы вернулись в его офис и составили примерный график личностных характеристик. Похититель должен быть мужчиной, как мы установили ранее, и, скорее всего, он белый.
– И все-таки я не понимаю, – призналась я, когда Эррол закончил.
– Как и все мы. Однако статистика утверждает, что девяносто пять процентов педофилов – белые. Впрочем, в этом направлении специальных исследований проводилось совсем немного.
– Вот это да! Интересно почему?
– Существует множество гипотез, большинство из них противоречивы. Один известный социолог придумал новую теорию. Он утверждает, будто белые мужчины чувствуют себя в нашем обществе более уверенно, чем мужчины других национальностей; и мне кажется, что в его рассуждениях есть толика здравого смысла.
– Да, у парней на руках все билеты.
– Только не надо феминизма, детектив. Извините, я хотел сказать, Лени. Вы мне уже начали нравиться.
Мне он тоже начал нравиться. Слегка смущенные, мы нравились друг другу несколько мгновений, а потом вновь вернулись к делу.
– Существует и другая теория, которая объясняет такой расовый дисбаланс в серийных убийцах. Один социолог-экстремист считает, что цветные мужчины просто не успевают стать серийными убийцами, поскольку их гораздо активнее преследует полиция.
– Иными словами, их попросту раньше ловят?
