– Совершенно верно.
– Вот дерьмо! – проворчала я, забыв о приличиях. – Я не знакома ни с одним полицейским любой расы, который стал бы охотиться за белым убийцей с меньшим пылом, чем за черным, если бы узнал, что тот прикончил ребенка. Какая кретинская теория.
– Ну да. Пожалуй, я с вами согласен. Но работа над ней финансировалась федеральными грантами.
– Полнейшая чепуха, Док. Должны существовать пределы защиты своих, даже внутри братства.
– Я всегда в это верил и рад, что вы придерживаетесь таких же взглядов. Эта теория показалась мне подозрительной и даже подстрекательской.
– Ну, если ее автор хотел кого-то возмутить, то он своего добился, – заявила я. – Ладно, сойдемся на том, что я должна искать белого мужчину. Сколько ему лет?
– От восемнадцати до сорока, – ответил Эррол. – Однако чаще всего подобные преступления совершают в возрасте около тридцати лет.
– То есть речь идет не о грязных стариках.
– Обычно вы ловите их раньше.
– Мы стараемся.
– Следует помнить еще кое-что. Этот тип должен быть одиночкой. Старается держаться особняком. Ему необходимо сохранять анонимность, поскольку всеобщее внимание его тревожит.
– Тем не менее преступник похищал детей при свете дня, на глазах у свидетелей.
Эркиннен улыбнулся, чтобы сделать свой довод более весомым.
– Однако он совершал похищения под чужой личиной. Что только подтверждает мою мысль, поскольку такие типы склонны к фантазиям.
– Да, в книге об этом написано довольно много.
– Верно. Каждый серийный похититель или убийца, которого тщательно изучали, утверждает, что он начинает с фантазий, а потом, когда фантазии перестают его удовлетворять, переходит к действиям. Однако почти всякий раз происходит какое-то событие, которое служит катализатором.
– И что же это может быть?
– Потеря, несчастный случай, переезд, болезнь… Любое событие, которое оказывает неприятное воздействие. Отказ и измена занимают почетное место в данном списке. Кроме того, эти типы довольно умны – не по книгам, но проявляют удивительное хитроумие.
У меня голова пошла кругом. Такого рода информацию лучше получать небольшими дозами. И я уже начала думать о новой встрече с Эрролом. У меня наверняка еще появится повод. Я встала.
– Мне пора, Эррол. Благодарю за ленч и полезные сведения. Вы мне очень помогли.
– Всегда рад. Ваше расследование представляет для меня большой интерес. И с вами чрезвычайно приятно работать.
Между нами вновь возникла неловкость.
– Однако мне бы хотелось сказать еще одну вещь, – добавил он.
И вместо ожидаемого мной приглашения на обед он выдал еще одно предположение.
– Мне кажется, тип, которого вы разыскиваете, еще ни разу не был пойман. Во всяком случае, у нас.
У меня появилось подозрение, что даже психологи не знают, как следует завершать свидание.
– Как он мог такое сказать? – спросил меня Фред. – Откуда он может знать, ловили этого парня или нет?
– Он не может, однако Эркиннен сделал догадку, основанную на том, что я ему рассказала, опираясь на имеющиеся в нашем распоряжении улики.
– У тебя нет никаких улик.
– Есть повторяющиеся схемы похищения.
– Ты же прекрасно знаешь, что в суде они и гроша ломаного не будут стоить.
– Гораздо разумнее тратить время на то, чтобы узнать, кто совершил преступления, чем отсеивать тех, кто их не совершал. Эркиннен дал мне ряд подсказок.
– Замечательно. Сгораю от желания их услышать.
– Ну, во-первых, преступник обладает своеобразным умом. Скорее всего, он не из тех умников, которых запоминают учителя, а из тех, кто умеет выживать.
– Если бы они были умными, – заметил Фред, – то понимали бы, что их обязательно поймают.
– Верно, но некоторым нравится, когда к ним проявляют интерес. Банди прекрасный тому пример. В обычной жизни на него никто не обращал внимания. И всякий раз он оставался в стороне.
– Однако его ум проиграл в схватке с эго. Представь себе, что значит быть собственным адвокатом во Флориде. Они любят хорошее барбекю. Кстати, многие предполагают, что Банди убил почти сорок женщин. У нас количество жертв значительно меньше.
– Поначалу все думали, что Банди убил шестнадцать или семнадцать женщин. Длительные временные промежутки в череде похищений могут означать, что о пропавших детях просто не заявили в полицию.
– Со всем уважением, Лени, но твой парень не интересуется брошенными детьми. Он охотится только за такими мальчиками, исчезновение которых не могло пройти незамеченным.
– Сколько четырнадцатилетних подростков убегает из дома каждый год?
– Их и не сосчитать, но…
– Могу поспорить, что среди тех, о ком не заявлено, найдется несколько блондинов с ангельской внешностью. Быть может, он тренировался перед тем, как похитить тех, кого будут искать.
Фред не нашел, что возразить. Я ринулась вперед.
– Эркиннен говорит, что этот парень склонен к фантазиям. Вот почему он выступает в роли близких ребенку людей – он фантазирует. И становится другим человеком.
Васка немного посидел молча – казалось, от его головы поднимается пар. Наконец он заговорил:
– И что же дальше? Как ты собираешься выйти на след этого фантазера?
– У него должны быть навыки, помогающие осуществлять свои фантазии, не так ли? Он создает иллюзии. Вот отсюда мы и начнем.
Наша общая комната в участке превратилась в настоящий зверинец: в ней собрались спятившие белые мужчины, которые либо делали деньги, представляясь теми, кем не являются, либо мечтали заработать таким способом. Несомненно, получалось у них по-разному. Некоторые представляли собой жалкое зрелище – но лучшие умели вызвать улыбку.
Мы собрали здесь всех известных имитаторов Лос-Анджелеса, во всяком случае тех, кто не выступал сейчас в других местах. Нескольких я уже видела раньше. Один выступал в известном шоу. Он был почти знаменит, пожалуй, это не давало ему возможности быть извращенцем, которого я искала. Едва ли при такой известности он сумел бы провернуть столько преступлений, оставаясь не разоблаченным.
Во всяком случае, так я тогда думала.
У нас ушло целых три дня, чтобы собрать всех и допросить; патрульные полицейские, которым пришлось разыскивать нужных персон, только и говорили об этом. К тому времени, когда допросы закончились, надо мной смеялся весь участок. Когда я на третий день пришла на работу, на моем столе лежал плакатик с надписью: «ЦЕНТР КОМЕДИИ». Очень забавно! Однако мне ничего не удалось обнаружить – и это было уже не смешно.
Мне ничего не оставалось, как пойти навстречу Фреду и сделать то, о чем он просил, – взяться за допросы местных извращенцев. Меня продолжала преследовать мысль, что это напрасная трата времени. Большинство из них были насильниками, а не похитителями и убийцами. Конечно, изнасилование – серьезное преступление. Но убийство – колоссальный шаг вперед. Люди, с которыми я беседовала, были отвратительными извращенцами, но настоящего зла я в них не почувствовала. Большинство из них испытывали стыд, допрос их смущал. Один умолял оставить его в покое, жаловался, что его допрашивали уже семь или восемь раз. На несколько мгновений я даже испытала сочувствие. Затем ко мне вернулся разум.
Мне нужен был социопат, человек, неспособный испытывать стыд, а местные извращенцы явно стыдились даже во время допроса, что сразу же позволяло мне вычеркнуть их из списка подозреваемых. Скорее всего, мой преступник не был имитатором или фокусником, но ему каким-то образом удавалось
