— Что побудило вас уехать? Я имею в виду, кроме красот Парижа и мудрости вашего глубокоуважаемого учителя?
Алехандро едва сдерживался; ему хотелось одного — оказаться наедине с Калем и узнать, что с Кэт. Однако он заставил себя быть вежливым.
— На то имелись разные причины, но, может быть, самая значительная — страсть к путешествиям.
— Свойство, скорее, молодого человека. — Марсель сделал жест в сторону Каля. — Такого, как мой племянник. Люди постарше, я имею в виду нашего хозяина и себя самого, довольствуются тем, что остаются дома и выполняют свои обязанности. Хотя я не сомневаюсь, что Жак, по натуре человек выдающийся, тоже будет ответственно относиться к своим обязанностям, когда придет время.
Де Шальяк рассмеялся. Судя по всему, у них с Марселем явно были свои тайны. Каль лишь едва улыбнулся и кивнул, по-видимому разыгрывая провинциального простака.
«Это хорошо, — подумал Алехандро. — Чем меньше внимания он к себе привлекает, тем лучше».
Потом женщина возобновила танец, и слуги начали вносить огромные блюда с восхитительной едой: источающее ароматный пар мясо с тушеной репой и зеленью, длинные батоны хлеба и толстые куски желтоватого масла. На столе возникли бутылки с темно-красным вином, и гостей пригласили не стесняться, наливать себе самим, против чего они нисколько не возражали. Стоило бутылке опустеть, ее тут же заменяли другой, и очень скоро все оживились даже больше, чем прежде.
— Прекрасное празднество, правда? — спросил Чосер у Алехандро. — Милорд Лайонел огорчится, что ему пришлось пропустить его.
— Предполагается, что ваш лорд злоупотребляет празднествами, отчего и болен.
Чосер бросил быстрый взгляд на де Шальяка, убедился, что тот увлечен разговором, и сказал:
— Ну да. И де Шальяк говорит, что в его возрасте такими болезнями не страдают. Милорд жалуется, что мсье доктор ему не сочувствует. Он умолял его дать немного опия, чтобы облегчить боль, но тот наотрез отказался.
«И правильно сделал, — чуть не вырвалось у Алехандро, — поскольку от этого внутренности у принца Лайонела слипнутся, а подагра лишь усугубится».
Однако он не стал высказываться по этому поводу, поскольку внезапно у него возникла идея.
— Может, милорду стоит показаться другому врачу, — сказал он. — Я с удовольствием осмотрю его, с согласия мсье де Шальяка, конечно.
Чосер бросил взгляд на высокомерного хозяина; даже он, простой паж, понимал, что де Шальяк слишком много о себе мнит. Наклонившись поближе к Алехандро, молодой человек прошептал:
— Эту просьбу нужно высказать очень деликатно, в самых вежливых выражениях.
Парень явно заглотнул наживку; авантюрная натура и любопытство юноши восхитили Алехандро. Он уговаривал себя не упустить открывавшуюся перед ним возможность воспользоваться ею с умом и к собственной выгоде.
— Вы производите впечатление человека, который за словом в карман не лезет, друг мой. Потрудитесь ради своего лорда.
Чосер принял вызов.
— Легче сказать, чем сделать. — Он улыбнулся. — Однако я все устрою.
Алехандро подумал, что получится совсем неплохо, если он исцелит младшего брата Изабеллы. В свое время его усилия по охране здоровья Плантагенетов в Англии не были оценены должным образом. На этот раз уж он постарается, чтобы его деяния не остались незамеченными.
Возможность переговорить с Калем представилась Алехандро лишь тогда, когда обед подошел к концу и объевшиеся, упившиеся, довольные гости оторвались от стола. Упорно дожидаясь этого момента, он едва прикоснулся к своему бокалу; де Шальяку, по счастью, было не до него. Алехандро знал — хотя охранники не спускают с него глаз, они не забеспокоятся, если он один на один поговорит с другим гостем.
В конце концов де Шальяк подхватил алхимика Фламеля под руку и повел его вверх по лестнице, туда, где находилась комната, в которой держали Алехандро. Это отчасти встревожило его — ясное дело, де Шальяк собирается показать Фламелю рукопись. На один краткий миг возникло ужасное искушение последовать за ними, послушать, что алхимик скажет о записках Авраама. Однако он не мог упустить случая поговорить с Калем без пристального наблюдения своего тюремщика.
Марсель углубился в пьяноватый, очень страстный спор с одним из гостей, оставив своего «племянника» без надзора. Алехандро взял Каля за руку, не слишком деликатно, и оттащил его в вестибюль. Охранники не спускали с него глаз, но не вмешивались.
Когда, по его мнению, их никто не мог подслушать, он прошипел:
— Что с ней? Говорите!
— Успокойтесь, лекарь, — ответил Каль, — и отпустите мою руку! Еще чуть-чуть, и вы ее сломаете.
Алехандро разжал пальцы.
— Ваша рука свободна, говорите. И говорите откровенно, поскольку у нас, скорее всего, мало времени.
Отвечая, Каль то и дело оглядывался через плечо.
— С ней все в полном порядке, поверьте. Мы несколько раз ходили искать вас.
— На улицу Роз? Там, где сырная лавка?
— Точно.
— Значит, она не забыла, даже спустя столько лет.
— Да, она помнит — лучше вас, похоже. А вы, оказывается, вот где, совсем рядом! — воскликнул Каль. — Почему вы не приходили туда?
Алехандро недоверчиво смотрел на него.
— Разве вы не понимаете, что я пленник?
— Что-то я не вижу на вас оков.
Алехандро кивнул в сторону охранников у двери.
— Он сковал меня с помощью вон тех людей. Неужели, по-вашему, я не пришел бы, если бы смог?
Каль вперил в него сердитый взгляд.
— Откуда мне знать, что вы сделаете или не сделаете?
— Моя дочь знает! Не может быть, чтобы она не говорила вам, как всецело я ей предан.
— Говорила, и не раз. На этот счет можете не беспокоиться.
Алехандро с еще более угрожающим видом наклонился к Калю.
— А на какой счет мне следует беспокоиться?
Молодой человек заколебался, и Алехандро, конечно, не упустил этого из виду.
— Ну?
— Да нет же, она довольна и счастлива.
— Счастлива? Как девушка в разлуке с отцом может быть счастлива?
— Ну, может, и не совсем счастлива, — забормотал Каль, — но вполне довольна. У нее есть приятельница, служанка в доме Марселя, где…
— Вы привели ее в дом к Марселю?
— Да. И он очень хорошо отнесся к нам — не любопытствуя, кто она такая и почему со мной. Я пошел туда, потому что не знаю другого места в Париже, где у нее была бы крыша над головой. И у меня тоже.
— Любая конюшня была бы для нее безопаснее. Туда же без конца приходят всякие дворяне!
Каль прищурился, решив, что пора положить конец таинственности.
— Думаю, самое время рассказать, почему вы стараетесь никому ее не показывать.
— Значит, она сама ничего вам не говорила.
— О чем не говорила? — раздраженно прошипел Каль.
