– Дорогая моя, римский плебс требовал для развлечения крови и смерти на арене цирка. Наша публика ничуть не лучше. Ей следует дать то, о чем она просит.
– Так вот почему гильотина работает почти каждый день?
– Это совершенно разные вещи! – сухо ответил художник. – На эшафоте не играют. Это кровопускание, а Францию необходимо избавить от дурной крови. Но мы сможем вдоволь поговорить об этом, если вы окажете мне честь и позволите навестить вас...
Давиду было очень трудно отказать. Вежливо, но холодно Лаура ответила, что будет рада визиту. В ее голосе не ощущалось ни малейшей радости, но художнику пришлось довольствоваться этим.
Когда они вышли из кафе, Давид, которому надо было вернуться в театр, где он совершенно спокойно бросил своих спутниц, предложил руку Жюли Тальма. Женщина оперлась на нее с видом жертвы, которая не может избежать неприятной участи. Верная супружескому долгу, она должна была досмотреть спектакль, в котором играл ее муж, и явно расстроилась, когда американцы отказались последовать за ними.
– Простите, моя дорогая, но кто-то должен отвезти домой мисс Адамс, – заявил Джеймс Сван. – Я с удовольствием возьму это на себя.
– Моя жена плохо переносит духоту, – мягко извинился Барлоу. – Она пришла только ради того, чтобы доставить удовольствие Тальма.
– Ну, а я должен был доставить удовольствие народу, – ядовито парировал Давид. – Ему нравится видеть своих героев.
– Но мы к их числу не относимся, – сухо заметил Сван, раздраженный высокомерием художника. – И этот народ, с радостью приветствующий кровавые казни, – не наш народ.
– Разве вы нам больше не братья?
– Разумеется, мы с вами братья! Но вы должны знать, что и между братьями бывают разногласия.
Давид не стал настаивать, но взгляд, брошенный им на американца, был весьма красноречивым.
– Боюсь, вы нажили себе врага, – прошептала Лаура.
– Не беспокойтесь об этом. Он никогда не станет на меня нападать. Конвент слишком нуждается в моих кораблях и в том, что они привозят.
Шел второй час ночи, а Лаура все никак не могла уснуть. Причиной ее бессонницы был, без сомнения, ужасный спектакль, на котором она присутствовала вечером, но он только усугубил дурные предчувствия, мучившие ее с самого утра. Весь день Лаура нервничала, беспокоилась, ей казалось, что грядет какая-то страшная катастрофа. Устав ворочаться с боку на бок, она надела капот и решила спуститься вниз, чтобы пройтись по саду. Свечу молодая женщина зажигать не стала: ночь была ясной, и она отлично знала свой дом.
Лаура уже подошла к высоким стеклянным дверям, когда услышала звон колокольчика у ворот. Она застыла на месте, чувствуя, как тревожно забилось сердце. С добрыми вестями в такой час не приходят, в большинстве случаев это означало обыск или арест... Но она все же взяла себя в руки и вышла на крыльцо. В эту минуту зажегся свет в привратницкой, где жил Жуан, и Лаура увидела, как он идет к калитке.
Во двор вошли два солдата Национальной гвардии. В свете фонаря, который держал Жуан, Лаура сразу узнала Питу. Второй гвардеец был ей незнаком, но что-то в его фигуре привлекло внимание молодой женщины. То ли небрежная манера носить поношенную форму, то ли широкие плечи, осанка, что-то неопределенное.
– В чем дело, Жуан? – спросила она, подойдя ближе. – Это наш друг Питу, я не ошиблась? Почему вы его не пускаете в дом?
– Я не хотел вас будить...
– Я еще не спала и как раз собиралась пройтись по саду. Входите же! Входите быстрее!
Мужчины поднялись по ступенькам крыльца, и сердце Лауры затрепетало. Оно узнало того, кто скрывался под обличьем капрала Форже. Именно ему первому она протянула руку.
– Неужели я наконец могу вам чем-то помочь?
На ее лице засияла улыбка, но де Бац не улыбнулся в ответ. Он устало снял с себя шляпу, сорвал парик, усы, но горестная складка между его бровей не разгладилась.
– Вы правы, Лаура, я пришел искать у вас убежища. Вчера ночью в Шаронне побывали солдаты. Питу и Мари заставили меня бежать, но Мари арестована, все наши слуги тоже. А незадолго до этого арестовали Кортея.
Лаура едва сдержала крик ужаса.
– Мари?! Мари арестована? Но почему?
– Вероятнее всего, только потому, что они пытаются выведать у нее, где меня можно найти. Мы могли бы поговорить не в вестибюле?
– О, простите меня, ради бога! Идемте же! Жуан, принесите вина и что-нибудь из еды. Вы просто умираете от усталости, друзья мои.
Лаура взяла барона под руку и повела в гостиную, где проснувшаяся от шума Бина уже зажигала свечи. Ее отправили готовить комнаты для гостей. Питу тоже нуждался в отдыхе, и Лаура предложила ему переночевать у нее.
– Охотно принимаю ваше предложение, – вздохнул он и опустился в глубокое мягкое кресло. – Я не присел со вчерашнего вечера...
Журналист подробно рассказал о том, что произошло у Кортея и у Мари. Они с Бацем прошли сквозь парк Баньоле и укрылись в заброшенном монастыре Сен-Манде, дожидаясь, пока откроются ворота Парижа. Именно там барон переоделся и снова стал капралом Форже. Потом они отправились в секцию Лепелетье, чтобы узнать новости. Оказалось, что Кортей так и не появлялся, а Мари отвезли в тюрьму Сент-Пелажи. Не теряя времени, Питу и де Бац отправились туда. К счастью, Питу был немного знаком с тамошним надзирателем. Он дал ему денег, чтобы с гражданкой Гранмезон обращались хорошо, и сказал, что она – известная актриса, горячими поклонниками которой являются многие депутаты Конвента.
Удостоверившись, что они сделали для Мари все, что было на тот момент возможно, Питу и де Бац ушли. Им необходимо было найти место для ночлега, но всюду их ждала неудача. Руссель уехал на несколько дней, Бенуа д'Анже и Делоне отправились в провинцию. К Питу идти было нельзя: его квартирка была слишком маленькой, а хозяйка – чересчур любопытной. Оставались еще два дома, но там де Бац появлялся только в образе гражданина Агриколя. А пока форма солдата Национальной гвардии оставалась для него лучшим прикрытием.
– Это я вспомнил о вас, мадемуазель Лаура, – признался Питу. – Барон не хотел к вам идти...
– Почему же?
Де Бац удобно устроился в кресле и слушал рассказ Питу с закрытыми глазами.
– Потому что теперь опасно быть моим другом, – ответил он, не меняя позы. – Если вы спрячете меня, то это будет граничить с безрассудством.
– Мне казалось, я много раз говорила вам, что мой дом всегда открыт для вас, – негромко сказала Лаура. – И вы не стали возражать, не правда ли?
– Да, я не возразил вам, потому что был уверен, что мне это никогда не понадобится. Но не сочтите меня неблагодарным! Я благодарю вас от всего сердца и, как видите, воспользовался вашим приглашением. Но это ненадолго. Когда Руссель вернется...
– Нет, – прервала его молодая женщина, – это было бы неосмотрительно с вашей стороны. Адрес Русселя уже известен. Вспомните: когда вы привезли меня в дом в Шаронне, вы сказали, что там меня никто не будет искать. А теперь я вам повторю то же самое. Никто не будет искать вас у американки! Если же вы не хотите воспользоваться моим гостеприимством, вам лучше уехать из Парижа.
– Бросить Мари и мои планы? Я умру, но не откажусь от них! Моя интрига только начинает разворачиваться, я должен продолжать.
– Тогда оставайтесь здесь столько времени, сколько потребуется, прошу вас!
– А если ваши дружеские чувства приведут вас на эшафот? Не забывайте, в какие мы живем времена. Иногда мне кажется, что парижане просто сошли с ума.
– Да, я наблюдала это сегодня вечером. Вполне вероятно, что моего американского паспорта будет недостаточно. Но я хотела бы напомнить вам, что вы однажды заставили меня отказаться от мыслей о смерти и дали мне обещание использовать мою жизнь во имя достойной цели. Что ж, если меня ждет гильотина, то наше соглашение будет выполнено.
