последствия...
Персеваль рассудил, что настало время присоединиться к разговору.
– Насколько я понимаю, сударь, вы – бастард?
Посетитель издал такой тяжкий вздох, что со стен чудом не посыпалась штукатурка.
– Можно назвать это и так, хотя я не должен был им стать. Когда покойный маршал был еще полон сил и носил титул маркиза д'Отанкура, доставшийся позднее его сыну, он испытал сильное увлечение моей матерью. Она была красавицей, но, увы, относилась к слишком мелкому булонскому дворянству. Когда она забеременела, он по примеру Генриха IV, поступившего так же в отношении мадемуазель д'Антраг, подписал перед уходом на войну обещание, что женится на ней, если ребенок, которого она вынашивает, окажется мужского пола. На беду, отец моей матери, которого у меня язык не поворачивается именовать своим дедом, заметил, в каком состоянии пребывает дочь, разгневался и заточил ее в женский монастырь до разрешения от бремени с мыслью, что родившееся дитя должно исчезнуть, а роженица – выйти замуж за богатого человека, которого он подберет ей самостоятельно. Моя мать не смогла смириться с такой участью и сбежала из монастыря при помощи влюбленного в нее юноши, мечтавшего об Америке. Я родился уже на корабле. Приплыв на остров Сен-Кристоф, к господину Белену д'Эснамбуку, они поженились. Однако моя мать сохранила обещание женитьбы, которая превратила бы меня в герцога де Фонсома, владельца всего этого...
Завершающие слова были произнесены без гнева, даже ласково, что понравилось Сильви даже меньше, чем более подобающая ситуации вспышка зависти. Персевалю услышанное тоже не пришлось по душе.
– Ваш роман, сударь, любопытен, хоть и банален, но я, по правде говоря, не вижу, чего бы вы могли ожидать от нас. Полагаю, вы не станете подвергать сомнению законность брака покойного маршала Фонсома с мадемуазель де Нель, как и брака покойного герцога Жана с мадемуазель де Валэн, присутствующей здесь?
– Вовсе нет! Но дело в том, что обещание женитьбы, скрепленное честь по чести подписью, – серьезный документ, который должен быть принят во внимание парламентом в случае, если у госпожи герцогини не окажется наследника мужского пола...
– Сразу видно, что вы приплыли издалека, сударь, – не стерпела Сильви. – У меня есть сын!
– Родившийся, увы, уже после смерти вашего мужа. Как видите, я посвящен в курс дела лучше, чем вам представлялось, госпожа. А раз его отец покинул сей мир до его рождения, то признать его он никак не мог. Следовательно, ваш сын может называть себя герцогом де Фонсомом только потому, что его мать – вы.
Сильви почувствовала, что бледнеет. Персеваль понял, что наслушался достаточно. Не отходя от кресла своей крестницы, он указал пальцем на дверь.
– Уходите! Не знаю, какую цель вы преследуете, неся весь этот вздор, зато знаю точно, что мы уже потеряли с вами достаточно времени. Вон отсюда!
Он уже потянулся к звонку, чтобы вызвать лакея, но Сильви остановила его жестом. Она была удивлена тем, что Персеваль, обычно такой хладнокровный, в этот раз так легко вышел из себя.
– Погодите! Я хотела бы узнать об этом субъекте побольше. Начнем с того, что одно дело – объявить себя обладателем некоего документа, и совсем другое – быть в состоянии его предъявить...
– Если загвоздка только в этом, я рад вам его показать... То есть не сам документ, а его точную копию, поскольку подобную ценность было бы неосмотрительно повсюду носить при себе. Я все подробно скопировал, вплоть до рисунка на зеленой восковой печати.
Сильви мельком глянула на факсимиле и передала его Персевалю.
– Вы называете это точной копией? – проворчал тот. – Откуда мы знаем, что это – не единственное, чем вы располагаете?
– Очень просто: можете оставить ее себе и изучить в мельчайших подробностях, дабы увериться, что это не шутка. Оригинал вы увидите после того, как он окажется у судьи. Впрочем, я ожидаю, что до этого не дойдет...
– Вот именно! – молвила Сильви. – На что вы надеялись, явившись в этот дом? Думали, я скажу: мы крайне удручены тем, что занимаем его вместо вас, и все сделаем так, как пожелает истинный господин герцог? Что я соглашусь предать забвению свою свадьбу в Пале-Рояль, в присутствии короля, королевы и кардинала Мазарини?
Фульжен де Сен-Реми позволил себе дерзкую улыбочку.
– Успокойтесь, герцогиня! У меня и в мыслях не было ничего подобного! Просто я беден, не имею семьи и надеялся ее обрести.
– Здесь, у нас? – воскликнула Сильви, пораженная его самоуверенностью.
– А почему бы и нет? Мы с вашим покойным супругом были сводными братьями. Можете не сомневаться, из меня выйдет прелестный дядюшка для ваших детей.
– Ваши шутки не смешны, молодой человек! – прорычал Персеваль. – Советую вам удалиться как можно быстрее.
– Куда же мне идти? Глядите, у меня не осталось ни гроша. – В подтверждение своих слов он встал и вывернул карманы. – Нищета – плохая советчица. Я истратил на путешествие последнее, что у меня было.
– И решили, что шантаж – подходящий способ пополнить финансы? Что ж, вы просчитались. Можете трясти своей бумажкой перед носом у всего парламента – на нее все равно никто не обратит внимания. Если же вы затеете судебный процесс, то он может растянуться на годы...
– В теперешнем положении у меня, разумеется, нет средств судиться. А вот если случится несчастье и юного герцога, не дай бог, не станет... К этому должен добавить, что заручился протекцией господина Кольбера.
Сильви вскрикнула от ужаса, к ее крику добавилось гневное восклицание шевалье де Рагнеля. Звонок зазвенел так пронзительно, что в библиотеку влетели сразу четверо лакеев.
– Вышвырните этого негодяя! Чтобы духу его больше здесь не было! – завопил Персеваль. Сильви тем временем вынула из секретера кошелек и сунула его выставляемому вон.
– Не бывало еще такого, чтобы я не откликнулась на просьбу о милостыне. Здесь пятьдесят экю: найдите им хорошее применение, только больше не возвращайтесь!
Глаза Сен-Реми вспыхнули, он осклабился и одним рывком стряхнул с себя лакеев.
– Я уйду сам! Премного благодарен, госпожа герцогиня, вы очень добры. Я буду об этом помнить.
Сопровождаемый ливрейным эскортом, он величественно покинул зал. Персеваль обратил свой гнев на Сильви:
– Вы с ума сошли? Зачем было давать ему деньги? Слышали, что он сказал? Что не забудет вашу щедрость! Иными словами, вам теперь никогда от него не избавиться. Понимаете, никогда!
Ужас, который Сильви испытала при намеке Сен-Реми на возможность гибели ее сына, нашел выход в гневной тираде:
– Что ж, он всего лишь присоединится к тем, кто пользуется моей щедростью. Я достаточно богата, чтобы снести это! Разве вы не поняли его речей? Если ему не помочь, он примется за Филиппа. Я все сделаю, чтобы уберечь моего мальчика!
– Ах, Сильви, Сильви! Вы попали в переделку, которой не будет конца. Он понял, что вы его боитесь, и обратит это себе на пользу. На сегодня он удовлетворился тем, что вы ему дали, – кстати, милостыня вышла чрезмерно щедрой, но уже завтра явится снова и потребует вдвое больше. Учтите, от таких бессовестных людей позволительно ожидать любой низости. С него станется просить руки вашей дочери – ведь он мечтает влезть в семью! Как вы поступите тогда?
– У вас есть что предложить?
– Взять Филиппа из школы и держать дома до тех пор, пока мы не избавимся от этого наглеца.
– Я подумаю об этом, тем более что вы и аббат Резини обучите его ничуть не хуже. Что еще?
– Предпринять все необходимое, чтобы устранить опасность. Будьте уверены, он настроен серьезно. Перво-наперво, все о нем разузнать. Его рассказ показался мне слишком кратким. Полагаю, здесь нам сможет помочь аббат Фуке.
Сильви уже перешла от гнева к задумчивости.
– Одно меня удивляет: как, лишь недавно приплыв с Островов, он умудрился проведать, что мой сын
