Услышав этот приказ, я остолбенел, и прошло какое-то время, прежде чем я смог выдавить: «Слушай, Девлин…» Но король уже ушел. У дверей залитого светом дворца его встретил могучий человек в форме Всадника. Внушительное сложение, лысина, горбатый нос и полные изогнутые губы – это был Гарн Мак- Ихерн, верховный командор Клана и глава Элирийских драконьих легионов. Они о чем-то посовещались, но пока я собрался с мыслями и взбежал по ступеням, уже скрылись внутри. Путь мне преградили два стражника. Камергер, который проводил меня в сад, неслышно возник у моего локтя и учтиво указал в сторону боковых ворот.
На следующий день Девлин покинул Валлиор и отправился во главе своих легионов покорять Китар – мятежную восточную страну. Добиться аудиенции мне не удалось.
Несколько недель спустя я поехал в Абертен – крошечное королевство в горах. Тамошний король был вассалом Девлина. У короля Джермонда были три дракона. В отличие от большинства правителей, он держал их поближе к дворцу, там же, где помещались знатные заложники, которых он захватил у врагов. Столица Абертена была достаточно уязвима, а близость драконов – символов могущества – придавала жителям мужества. Джермонд попросил меня спеть на пиру по случаю совершеннолетия его сына. Я не мог отказаться, хотя приказ Девлина еще звучал в моих ушах.
Я лежал в роскошной постели в королевском дворце, а драконы яростно рычали. Их рев не давал мне уснуть, и я отправился на пустошь, где их держали, и сел на скале, откуда их было хорошо видно. Не зная покоя, драконы летали над пустырем, изрыгая алое пламя, оно быстро гасло, потому что гореть было уже нечему. Их голоса гремели от гнева и печали. Той ночью я несколько раз принимался петь, и мне казалось, что все Семеро богов поют во мне. Сердце у меня едва не разрывалось от великолепия этой музыки.
Спустя три дня после возвращения в Валлиор, ночью, меня арестовали по обвинению в измене. Те два офицера сказали, что я помогал врагам Элирии, хотя в чем именно я виновен, мне так и не сообщили. По глупости и наивности я потребовал аудиенции у короля. Я настаивал, чтобы мне сообщили, в чем моя вина, и заявлял, что народ будет искать такую знаменитость, как я, и узнает, как несправедливо со мною обошлись. На все это я получил лишь один ответ – офицер, чье лицо я не смог разглядеть в тени, поднял руку, и крепкие солдаты с жесткими лицами уволокли меня прочь. На руке офицера я разглядел красный силуэт дракона – знак Всадника. Я сшиб светильник, он покатился к нему, масло разлилось и ослепительно вспыхнуло, и я увидел горбоносое лицо командора.
Словно в бесконечном страшном сне, полном ужаса и отчаяния, меня заставили смотреть, как убивают, тайно казнят без суда и следствия всех Эдеров, старого Гвайтира, моего слугу Лиама и всех, кого я знал. А потом безликий судья, укрытый капюшоном, зачитал приговор. Меня заключали в Мазадин. Моего голоса не должно быть слышно семь лет, и тогда я смогу идти на все четыре стороны… если там не будет драконов.
Глава 5
Нарим велел мне ждать за мусорной кучей возле мясной лавки. Жара довела аромат отбросов до такого «совершенства», что кучу обходили даже самые неразборчивые лепанские нищие. Скорчившись за ней тем долгим вечером, я всеми силами старался не кашлять и дышать, вовсе избегая вдохов, а это было потруднее всех дыхательных упражнений, которые я делал, когда пел. Если бы что-то имелось тогда у меня в желудке, оно бы там не задержалось. С каким невероятным сожалением я вспоминал достославную ванну! Сейчас казалось, что с тех пор прошло куда больше, чем полчаса.
«Сосчитаю до ста, – твердил я себе. – Если они не появятся, я пойду. Украду на реке какую-нибудь посудину или опять в телеге спрячусь – и на юг…» Но, глядя на крыс, гордо восседающих на драгоценной груде гниющих отбросов, я прекрасно понимал, что не смогу отдать Каллию и Нарима стражникам. Хватит, больше никто за меня не умрет. Сосчитав до ста, я снова взберусь на кровлю мясной лавки и оттуда по дюжине крыш поползу назад, на постоялый двор, где элим уговаривает Каллию бросить все, чтобы остаться в живых. Уже собравшись возвращаться, я услышал голоса на тропинке.
– Вельины свиньи! Гадость какая! Знаешь, Нарим, я ведь только ради тебя послала подальше хорошего клиента и потащилась сюда. Солдаты бы меня и пальцем не тронули, если бы увидели, кто там со мной! Помощник магистрата, не слабо, а?!
– Тише, девочка моя! Ты еще столько не понимаешь…
– Это я-то?! А, вот ты где! – Пышная Каллия, раскрасневшись, бежала за тоненьким, бледным как мел элимом, похожим на изможденного ребенка. Девушка провела ладонью по моей выбритой щеке и обстоятельно оглядела меня с головы до ног.
– Обалдеть, – подытожила она. – А в этой твоей ванне действительно есть прок. Что он такое несет – что нам всем из-за тебя крышка? Меня сто раз уже обыскивали, очень даже выгодно получается. У сыщиков всегда куча денег – взятки, то-се, – и они обожают их спускать на…
– Простите, – прохрипел я, беспомощно глядя на элима.
Он ехидно усмехнулся и скрестил руки на груди.
– А, так, значит, у тебя есть язык? Очень по-сенайски: едва рот раскрыл – сразу жизнь сломал бедной девушке! – Каллия наморщила лоб и уставилась на меня – руки в боки. – Никуда не пойду, пока ты мне не скажешь, что ты за важная птица!
– Если вы хотите, чтобы она вас слушалась, придется вам ее убедить, – заметил Нарим. – Она же здесь работает и так просто работу свою не бросит. Так что говорите, да побыстрее.
Видимо, он хотел, чтобы я просто подтвердил то, до чего он сам догадался, но к этому я не был готов и поэтому сказал Каллии только самое главное.
– В прошлый раз… – с трудом начал я. Слов было слишком много. – Когда меня… взяли, убили всех в доме… всех знакомых… слуг, друзей… всех…
– Но почему… – Крики, визг и вспышка оранжевого пламени у Каллии за спиной заставили ее умолкнуть. Каллия разинула рот: – «Гуртовщик» подожгли! Ради Тьяссы, скажи, ты кто?!
– Потом скажет, – оборвал ее элим.
Мы поспешили по кривым улочкам Лепана мимо пустующих лавчонок и тускло освещенных окон, мимо грязных свинарников и конюшен, мимо кузниц, отдающих пеплом и дымом, все время двигаясь вниз, к берегам медленной реки Лепандр. Настала ночь, и на улицах почти никого не было. В темных уголках в блаженном отупении валялись пьяные. Из темного провала двери на Нарима с рыком бросился нищий с лицом, покрытым сочащимися ожогами, и элиму едва удалось отбиться. Из таверны вывалилось несколько припозднившихся бражников, но больше в темных переулках никого не было – по крайней мере пока. Элим вел нас в доки, там у одного его друга была лодчонка. Если бы нам только удалось поскорее пройти через
