и, осеняя себя крестом, приказывает запереть на засовы двери и окна, удвоить эпитимьи. – Разложите повсюду святые реликвии. Сатана силен и коварен.
Монахиня, относившая дары, молчит, крестится, удваивает покаяния и молитвы, развешивает на засовы и в темных углах священные знаки и реликвии, но во все эти полчища демонов, которые будто бы выходят весной из леса и низвергаются со склонов холмов вместе с потоками воды, она не верит.
В деревне недавно сожгли ее тетку и какого-то несчастного монаха, объявив их прислужниками сатаны: ее – ведьмой, а его – то ли еретиком, то ли схимником, то ли колдуном, насылающим несчастья. А еще в прошлом году, накануне Троицы, четвертовали двух помощников пекаря, дабы Господь даровал их деревне мир и спасение. Монахиня, чтобы не ошибиться, молится за всех – и за тех, кого казнили, хотя они и не были бесами, и за тех, кто вынес им приговор, и за епископа, согласившегося послать на смерть невиновных, и за короля, который на этот раз не отменил казнь и не восстановил справедливость.
– Можно войти? – спрашивает однажды вечером Шарлотта- Бартоломеа, постучав в дверь комнаты Хасана в замке рыжеволосой дамы. – Взгляните на это. – И показывает ему две серебряные пластинки от механической руки Аруджа. – У меня есть еще четыре таких же. Я забросила удочку и теперь буду удить, пока не выужу их все до единой, даже если их растащили по всему свету. Комарес тоже высмотрел одну и тоже ищет остальные. Но теперь он сидит в монастыре и лечит там свою душу. Постепенно, кусочек за кусочком, я соберу заново нашу прекрасную руку и сама привезу ее в Алжир.
Спрятав пластинки на груди, Шарлотта садится на скамеечку в нише большого окна.
– Мне хотелось бы немного поболтать. Днем не хватает времени. Хотите? – спрашивает она, вытаскивая из потайного кармана своего платья с буфами лакомство из жареного миндаля, завернутое в сушеные виноградные листья. – В похлебке из речной рыбы, которую подавали на обед, было слишком много чеснока. Так вот, вы обратили внимание, как ненавидят друг друга дети короля от первого брака? Наверняка вы уже заметили, что все они имеют своих сторонников и преданных им интриганов? Это те самые дети, на которых Франциск потратил столько золота. А что вы скажете о стихах Маргариты? А о стихах короля? Находите ли вы красивой мадам д'Этамп? А оружие? Так ли уж хороши в действительности французские пушки, как говорил Жан-Пьер? О, Боже!
Поток вопросов маркизы прерывает женский крик, который доносится из дальней комнаты.
Двор, расположившийся в замке на постой, мгновенно умолкает, прекратив ночные игры и развлечения, испуганный криком, прозвучавшим, как сигнал тревоги.
– Извините, – говорит Шарлотта-Бартоломеа, угощая Хасана нугой, все еще завернутой в виноградные листья. – Пора. Я не могу больше оставаться здесь.
Ее обеспокоенное лицо неожиданно становится мягким и добрым. Маркиза легко скользит по каменному полу, как будто ее массивное и тяжелое тело внезапно потеряло свой вес.
– Эта девчушка мне нравится, – объясняет она Хасану, поворачиваясь таким образом, чтобы пройти через узкую, словно бойница, старинную дверь без ущерба для своего жесткого платья. – Я хочу быть рядом с ней.
После первого испуга, вызванного этим громким криком, в замке вновь все успокаиваются, как только становится известно, что у рыжеволосой дамы начались роды. Бегут слуги с зажженными факелами, готовя иллюминацию по случаю радостного события, бегут женщины, чтобы оказать посильную помощь, бегут мужчины, чтобы устроить пирушку с будущим счастливым отцом, бегут дети, проснувшиеся от этой суматохи и выскочившие из своих кроваток, чтобы насладиться праздником.
В промежутках раздаются ужасные крики, но больше никто не обращает на них внимания. Дело обычное, супруга так молода. Кто-то даже критикует ее за то, что она кричит.
– Принесите еще вина.
Зовут музыканта, играющего на лютне. Эта мрачная, зимняя ночь с мелким ледяным дождем, который барабанит в окна, в другое время могла бы сулить отдельным гостям лишь плохой сон, но в связи с родами, предстоящими хозяйке дома, она становится особенной ночью.
– Иногда рождение наследника может стать проблемой – говорит тетушка супруга рыжеволосой дамы, последнего и единственного отпрыска славного рода. Но Генриетта молода, и надеюсь, что с Божьей помощью у нас будет еще много подобных ночей.
Его Величество король вышел из своих покоев, мадам д'Этамп нет.
Король Франции развлекается тем, что наблюдает за Маргаритой и Элеонорой, которые играют в шахматы. Он в хорошем настроении, но чувствует себя неважно: от небольшого нарыва у него поднялась температура.
– Могу я сделать вам еще одно предложение? – говорит с лукавым видом король своему гостю Хасану и, дружески взяв его под руку, отводит в нишу окна. Можно попробовать подшутить над моим шурином- императором. Не хотели бы вы съездить к нему инкогнито?
В этот момент две девочки, играющие в коридоре в жмурки, налетают на августейших особ и отбрасывают их к стене, обтянутой гобеленами.
– Столкновение с детьми иногда опаснее, чем с целым отрядом ландскнехтов.
– Уже родился? – Анна д'Этамп, заставившая себя долго ждать, появляется в зале для гостей.
– Нет еще.
Роды оказываются трудными. После импровизированного праздника, на котором было и поэтическое состязание, едят жареные каштаны, запивая их подогретым вином со специями. Потом многие из гостей, счастливые обладатели комнат, уходят к себе, чтобы провести в покое хотя бы остаток ночи. А те, кому приходится довольствоваться скамейками или шерстяными одеялами, брошенными прямо на пол, начинают укладываться, заворачиваясь в них. Из-за присутствия короля, который дал всем разрешение располагаться на покой, спать придется с дополнительными неудобствами. Сам он играет в карты с принцем Хасаном, обдумывая свою шутку.
– Заметьте, что знать об этом будем только вы и я. Нужно соблюдать осторожность. Карл, разумеется, и здесь имеет своих шпионов. Нет, – рассмеявшись, король отрицательно качает головой, – моя жена тут ни при чем.
Хасан уже знает, что при дворе усиленно распространяется слух, будто именно мадам д'Этамп проявляет излишнее дружелюбие к Карлу Габсбургскому.
– Еще не родился? – спрашивает, вновь появившись, королевская фаворитка.
– Пока нет.
Несколько человек под предлогом затянувшихся родов тоже не пошли спать. Они играют в кости, в шарады, составляют анаграммы, при этом непрерывно заключая пари, смеясь и болтая. И как бы к слову, между прочим перебирают имена девушек и молодых вдов, которые могли бы достойно, а может быть, даже с большим успехом заменить рыжеволосую даму на брачном ложе хозяина замка, если бы, к несчастью, потребовалась замена.
Но вот еще до наступления рассвета, когда в окна все так же продолжает барабанить дождь, раздается долгожданный удар колокола. Капеллан первым возносит благодарственную молитву – наследник родился.
Распахиваются двери родильной комнаты, которая сразу заполняется запахами еды, вина и тяжелым дыханием присутствующих.
– Какие тяжелые роды, бедняжка, – сообщает Шарлотта-Бартоломеа, выходя из комнаты в забрызганной кровью одежде, – слава Богу, что все позади. Пойду спать. Пусть она тоже поспит.
Придворные смеются, шутят, толпятся в дверях, пытаясь увидеть новорожденного. Появляется король, ведя под руку своего гостя.
– Какая честь! – говорит с поклоном новоиспеченный отец.
– Пожалуйста, проходите!
Франциск и Хасан первыми видят орущего что есть мочи фиолетового ребенка со странной, раздутой и деформированной из-за продолжительных родов головой.
– Младенец живой, – подтверждает врач, как будто плача младенца недостаточно, чтобы в этом убедиться.
Комната погружена в полутьму. Только колыбель освещается двумя свечами в канделябрах.
Чуть дальше, прикрытая до самого пояса накидкой из лисьего меха того же цвета, что и ее волосы,
