Отъезжая от особняка после концерта, Сергей видел, что Лиза о чем-то говорит с Юрой. И, уже в зеркало заднего вида, заметил, что она села в машину одна. Потому-то он и звонил ей домой, потому, несмотря на ее резкий отказ, выехал из дому сразу после звонка и, проклиная чертовы пробки, лавировал в потоке машин по дороге к ее дому у метро «Аэропорт».
С Юркой он столкнулся, уже выходя из Лизиного подъезда. Вахтерша охотно сообщила корректному мужчине, предъявившему солидное военное удостоверение:
– Уехала, только что и уехала! Сперва, знаете, приходила к ней какая-то – такая вся из себя, в белой эт-т-такой шубе, как в таких по городу нынче-то ходют! А потом и сама спускается. Сумочка у ней такая, вроде чемоданчика. Я говорю еще: далеко ли, мол, собралась, на ночь-то глядя? Мы люди старые, привыкли к порядку. А она: «Уезжаю, Надежда Тихоновна». А куда уезжаю, разве от них добьешься?
Юра дышал так тяжело, словно не ехал, а бежал от своего до Лизиного дома. Это он после ранения стал так задыхаться – вдруг, от малейшего напряжения: одна из пуль задела легкое. Он не удивился, увидев выходящего из подъезда Сергея.
– Что с ней? – спросил он, на мгновение останавливаясь рядом с ним.
– Ничего, успокойся. Да не беги ты, нет ее дома.
– Как же «ничего», если дома нет? И трубка снята, я час целый звонил! А шофер говорит, домой отвез!..
– Уехала она.
– Куда уехала?! – почти закричал Юра. – Ах ты черт, какая ж я скотина, Сергей, все взвалил на нее!
И, не спрашивая его больше ни о чем, Юра бросился к машине.
Псковитин проводил взглядом его «Форд», вылетающий в арку из двора. Он был лишним в этом стремительном Юрином движении, он был не нужен ему в том, что Юра мог решить только сам.
Глава 5
Площадь Белорусского вокзала показалась Лизе средоточием уныния и безнадежности: тяжелые мокрые хлопья летели в свете фонарей, грязные брызги веером выхлестывались из-под колес проезжающих машин, лица прохожих были мрачно-сосредоточенны.
Если бы у нее были сейчас силы вглядеться получше в знакомый городской пейзаж, она заметила бы перемены, произошедшие с того дня, когда она впервые сошла с поезда и вышла вслед за братом на эту площадь. Не было больше тогдашней безнадежной грязи – наоборот, несколько мужчин ходили с длинными прутьями и собирали редкие обрывки газет и оберток в большие баки для мусора; уборщица то и дело протирала полы в здании билетных касс; во множестве появившиеся буфеты пестрели аппетитным разноцветьем, и по залу плыл, пока еще еле ощутимый, запах кофе.
Но Лизе было сейчас не до кофе и вообще не до того, чтобы разглядывать Белорусский вокзал. Выйдя из машины, она протянула водителю несколько смятых бумажек, и он, испуганно взглянув на чокнутую пассажирку, быстро взял деньги и тут же отъехал от греха подальше.
Двадцать минут оставалось до поезда, когда она подошла к окошку кассы и услышала, что билетов нет. Этого Лиза не ожидала. Ей просто не верилось, что обстоятельства могут не складываться сейчас по ее воле, она даже не замечала такой мелочи, как обстоятельства.
– Девушка, уезжаем? – поинтересовался шустрый молодой человек, вертевшийся тут же, у окошка. – Могу посодействовать с билетиком – за отдельное спасибо.
– Сколько? – спросила Лиза, не обрадовавшись и не удивившись.
– Три цены, – деловито заметил парнишка. – Даете паспорт, половину денег – приношу билет с вашей фамилией. Потом остальное платите, у нас без обмана.
В другой ситуации Лиза побоялась бы отдавать незнакомому прохвосту паспорт и деньги, но сейчас ей было все равно. Что значила для нее сейчас потеря какой-то бумажки?
Взяв паспорт и быстрым движением сунув в карман деньги, молодой человек растворился в толпе. Лиза прислонилась к стене у кассы, безучастно глядя на приезжающих, уезжающих и встречающих – мамаш с детьми и чемоданами, отглаженных командированных и спортсменов, уезжающих домой после соревнований.
Она была одна. И это было не то одиночество, которое преследовало ее до встречи с Юрой и которое ей тоже нелегко было переносить. Она была без Юры навсегда, и жизнь ее утратила смысл.
Она уезжала в Новополоцк только потому, что ей надо было куда-то уехать, обозначить свое исчезновение, а дорога связывалась в ее представлении с Белорусским вокзалом, вот с этими кассами… Ее не тянуло домой, ей вообще было все равно, где находиться сейчас, и единственным ее желанием было: исчезнуть совсем, прекратить это невыносимое состояние, в котором нет ни минут, ни часов…
Снежные хлопья давно растаяли на ее распущенных волосах, и капли блестели в ярком свете вечерних вокзальных ламп.
– Все, девушка, получите! – услышала она бодрый голос. – У нас как в аптеке, с вас – как договорились.
Лиза молча протянула деньги, взяла билет и паспорт.
– Нас вот ругают, – наставительно сказал тот. – Дескать, наживаемся. А чего же нам, за так трудиться, что ли? От нас польза гражданам. Сервис!
– Жизни от вас нет, от полезных! – вмешалась толстая, усталая, увешанная сетками и сумками женщина, наблюдавшая за этой сценой. – Холера на вас, всем бы вам подохнуть!
Не слушая завязавшейся перебранки, Лиза пошла к выходу на перрон. Волосы у нее промокли, пока она шла вдоль всего состава к своему вагону, тонкие мокрые ручейки потекли за ворот, пока искала свое место в полупустом купейном. Оказывается, она забыла надеть шарф.
В купе она была одна. Вероятно, между полезными пареньками и кассирами существовала четкая
