– Что вы думали, мастер шеф?
– Но, джентльмены… я думал, что представители фирмы сперва заедут ко мне, расскажут мне у о своих планах, отрекомендуются, так сказать. А они… так получается, они уже здесь?
– Получается, – вздохнул шериф. – И нет такого закона, который позволил бы мне выдворить эту сволочь за пределы территории. Все, что я могу – это сделать им предупреждение. Я его сделал. На этом моя власть кончается. Будем надеяться, что кто-нибудь из наших парней намылит им таки шею.
– Что вы собираетесь делать? – поинтересовался Бэрден после недолгого размышления.
– Да ничего, – рубанул ладонью воздух Маркелас. – Но скажу сразу: если их начнут бить, я и пальцем не пошевелю. Одно дело мамаша Дорфер, а другое – Цыбин, к примеру, с братами Пшездецкими… посмотрю я на них! Ладно, док, поехали в Змеиный. А с вами, шеф, мы свяжемся.
– Да-да… – вздохнул Бэрден. – Только я умоляю вас, Ник: ну давайте как-нибудь без скандалов, а? Мы же власть все-таки…
– Ничего не могу обещать, – с веселым злорадством ответил шериф. – Как народ решит… я что? Я выборный, мое дело – как люди скажут.
Маркелас как в воду глядел. В «Оксдэмском Тумане», где они с Андреем вскоре оказались, уже заседали два десятка мужчин, обсуждавшие прибытие странных покупателей: помимо вдовы Дорфер Хатчинсон успел побывать у двух фермеров. Оскорбительные предложения агента вызвали у них ярость, и тому пришлось удалиться несолоно хлебавши.
– Что бы это значило? – вопрошал Сэм Липучка, владелец огромной фермы на холмах к югу от Змеиного лога. – Да какой же идиот продаст свой хлеб за такие крохи? А я вот, к примеру, при любых раскладах уезжать не собираюсь. У меня дочки, зятья, да внуки, в конце концов, здоровые уже кабаны – куда я? На кой мне хрен, что искать-то? Да меня старуха моя прибьет за одну мысль такую!
В ответ раздался одобрительный гогот. Шериф подсел к Сэму, положил на стол свои большие, как две кувалды, кулаки, и некотрое время равнодушно обозревал сидящих в зале людей.
– Не нравятся мне тут чужаки, – начал он. – Особенно, такие чужаки. Шеф-попечитель, между прочим, выдал им разрешение, так что к ним и не придерешься…
– Пусть валят, откуда приехали, – мрачно заявил один из шахтеров. – Верно, док?
– Верно, верно, – поморщился Андрей.
В этот момент стеклянные двери зала шумно распахнулись, и в заведение вошел младший из братьев Пшездецких – Вольдемар, в сопровождении известного забияки Цыбина, который держал за шкирку совершенно ополоумевшего агента Хатчинсона. Тот даже не сопротивлялся, лишь крутил во все стороны головой, как бы соображая, как и для чего он здесь оказался.
– Ха, – меланхолично улыбнулся Маркелас, – я так и знал.
– Вы это видели, шериф? – спросил у него Пшездецкий, подталкивая Цыбина и его добычу к столику. – Видели?
– Видел, – ответил Ник. – Он тебе тоже не понравился?
– Самое смешное, шериф, что эта образина показывает мне какую-то бумагу, выданную ему шеф- попечителем. То есть не им лично, а что-то там такое столичное… я хочу спросить: как вы считаете, у этого нашего Бэрдена в голове что – навоз?
– Он не имел права отказать. Все законно, Вольдемар.
Пшездецкий довольно долго обдумывал услышанное. Все это время верный Цыбин продолжал держать Хатчинсона за шиворот, а тот все так же смиренно висел на его руке, словно позабытая режиссером театральная кукла. Наконец Пшездецкий резко кивнул головой, и Цыбин разжал пальцы.
– Пошел отсюда, вонючка. Скажешь дирекции, что с нами эти номера не проходят. Пусть ищут дураков у себя на Авроре, а здесь они давно повывелись.
– Вы не слишком резко, Вольдемар? – спросил Андрей.
– Резко, доктор, знаю. Ваша, как говорится, правда, да вот только посудите вы сами: если нас начнут скупать крупные компании, то куда мы все денемся? Я сейчас говорю не о деньгах, нет. Даже если представить себе, что заплатят нам по максимуму, все равно – куда? На юг? Так а что там делать – все заново? Нет уж. Мой род тут двести лет сидит, корни уже пустил, я и подумать не могу, чтобы сорваться отсюда куда-то.
– Тем более что рентабельность наших руд все равно остается достаточно высокой, – вставил Маркелас. – Просто они, конечно, почуяли, что денежек из старого Окса можно качать куда больше, чем прежде, вот и засуетились.
Официантка принесла Андрею пиво и порцию сосисок. Постукивая пальцами по блестящей от старости столешнице, он подумал о том, что Пшездецкий с Маркеласом, безусловно, правы. Стоит только пустить сюда одну, всего лишь одну из поднявшихся в течении войны «акул», и все, можно складывать вещички. Они пустят в ход все – подкуп чиновничества, юристов по земельному праву, и рано или поздно, но своего добьются. Нет, таких как Хатчинысон нужно гнать сразу же, не вступая с ними в какие-либо переговоры: пусть они знают, что здешние землевладельцы имеют собственную гордость и понимают, что закон, пусть даже сугубо формально, стоит на их стороне.
– Ладно, – Андрей допил свое пиво и поднялся из-за стола, – поеду я. У меня что завтра, что послезавтра – дурдом. По двадцать больных да еще и объезд.
Глава 5.
Моросивший с утра дождик размыл дорогу. Когда-то она была засыпана гравием на плотной связующей основе, но в годы войны заниматься такой ерундой, как дороги, на Оксдэме было некогда, а теперь – некому. Гидрообъемная трансмиссия, натужно завывая, вращала облепленные грязью колеса, а до одури уставший доктор Огоновский слепо смотрел перед собой, не слыша ни воя, ни рева движка – он ехал домой. Дома ждал ужин, дома ждала Ханна и радостный щенок Том, с визгом бросающийся ему под ноги.
Перед глазами Огоновского стояла картина ужасающей, непривычной ему нищеты, картина, превратившаяся за последние недели в обыденность, но все еще не переставшая шокировать. Он видел
