Несколько секунд Андрей задумчиво жевал губу, разглядывая своего коллегу из-под полуприкрытых век, а потом раскрыл наконец рот:
– Вы не соблаговолите мне объяснить, доктор, на каком основании вы не прияли сегодня истекающего кровью больного? Если я не ошибаюсь, дело было всего несколько часов назад – я не допускаю мысли, что вы могли позаббыть об этом прискорбном случае.
– Больного? – искренне изумился Коннор.
– Ну да, ну да, не притворяйтесь, дорогой коллега. К вам привезли молодого парня с лучевым поражением грудной клетки; вы глянули на бинты и сказали, что не имеете права принимать огнестрел, не имея сопроводительных протколов полиции. Где вы видели здесь полицию? Впрочем, это не важно. С воспитательной целью я привез сюда нашего уважаемого шерифа – я думаю, он разъяснит вам, что здесь так не принято. Я же, со своей стороны, хочу заметить, что, будь вы под моим началом – в такой-то обстановке – я сорвал бы с вас погоны и поставил перед строем.
– Что это вы имеете в виду?
– Только то, что вы слышали, мастер Коннор.
– Вы сумасшедший, доктор… да, ко мне привезли огнестрел. Привезли какие-то оборванцы, все в грязи, с оружием в руках… без всяких документов. Как я мог его принять? Такими вещами должна заниматься полиция, а гражданские врачи не имет права оказывать помощь при явно криминальных ранениях – вы понимаете, о чем я говорю. Если бы мы находились в клинике, тогда да, тогда дело другое, но ведь мы с вами приравниваемся к отдельнопрактикующим специалистам широкого профиля, и закон…
– Я тоже весь в грязи, – перебил его излияния Маркелас.
– А я с оружием, – встряхнул излучателем Андрей. – Дальше что?
– Но законы…
– Господи, объясни ему, Ник, – вздохнул Андрей. – Я не могу, сорвусь.
Маркелас терпеливо разъяснил Коннору те нюансы местного законодательства, которые так разительно отличали его от Закона Конфедерации. Трясущийся парень внимал ему со всем почтением, на которое только был способен, но Андрей отчетливо видел, что на самом деле он ни черта не понимает. Не потому, что тупой, а – так воспитали.
– Все, Ник, поехали, – решил он, когда шериф наконец закончил. – Я не верю, что этот маленький говнюк чему-то научится, но свои мозги мы ему, к сожалению, не вложим. Так бывает…
– Послушай, – спросил шериф, когда Огоновский вырулил на дорогу, ведущую к его усадьбе, – а что ты имел в виду, когда нес всю эту ахинею про строй, про погоны? Я тебя ни хрена не понял.
– Было дело, – зловеще усмехнулся Андрей. – Наш начмед расстрелял такого же, как этот, мальчишку, лейтенанта, который заявил, что устал и наотрез отказался идти к себе в ортопедию. А мы тогда оперировали по двадцать часов в сутки – доходило до того, что боялся пришить кому-нибудь хрен вместо носа… бовевая высадка. Начмед наш был суров парень, да уж…
– Это от него? – вдруг понял Маркелас, ткнув пальцем в табличку на прикладе излучателя.
– От него, – коротко ответил Огоновский. – Я еще подполковником был, начальником хирургии корпуса…
Глава 6.
Тот вечер, когда начался кошмар, Андрей Огоновский запомнил на всю жизнь.
Было на редкость тихо. Занудливый редкий дождик, что весь день поливал степи и болота, к закату утих, тучи рассеялись, и далеко за холмами даже выглянуло солнце. Андрей отправил домой выписанного больного, прошелся по пустому амбулаторному покою – потом он много раз ловил себя на мысли, что люди словно бы чуяли приближающуюся беду и не хотели болеть: в его особняке не осталось ни одного пациента, – снял с себя халат и распорядился об ужине. Пока Лалли и Ханна накрывали на стол, он вышел в сад. Холодный, совсем уже зимний ветерок шевелил ветвями облетевших деревьев. Огоновский прошелся по вымощенной камнем дорожке, автоматически отметил про себя, что весной следует подровнять кустарник, и остановился возле калитки, ведущей на мрачный, серый пустырь, простиравшийся до самых болот. И в это мгновение он услышал шум мотора.
Тяжелый грузовик, купленный, вероятно, в уходившем с планеты учебном корпусе десанта, несся как угорелый, не жалея подвески. Резко повернувшись, Андрей поспешил ко аллее, расположенной с противоположной стороны. Грузовик встал возле самых ворот, и из кабины вывалился окровавленный юноша в разорванном флотском комбинезоне. На погонах висели лычки унтер-офицера.
– Доктор, – прохрипел он, – доктор, там…
– Что?! – Андрей узнал его – то был сын одного из крупных фермеров, чье семейство обитало на самом краю округи, почти на болотах.
– Они пошли на нас… все.
– Кто – все? Идем в дом. Ты ранен?
Чуть отдышавшись, парень жадно выпил стакан пива и упал на подставленный стул. Поспешно осмотрев юношу, Огоновский убедился, что кровь на комбезе принадлежит не ему.
– Вся болотная мразь, доктор. И с ними еще какие-то, чужие. Все бегут. Шериф приказал мне ехать к вам и сказать, чтобы вы укрылись в шахтах. Он сказал, что вы знаете, где. Я должен отвезти вас и ехать в Змеиный лог, там собираются все наши.
– Сколько их? – спросил Андрей, бегло просчитывая шансы: да, с тремя женщинами не уцелеть, надо смываться. Эх, книг жалко!
– Их больше двух тысяч, доктор.
– Сколько?!
– Две, может даже больше. Так сказал Маркелас. Они напали сегодня утром, полностью сожгли Коноплянку и пошли дальше, но из поселков все успели уехать. Сейчас они сидят в Фелморе.
