— Входи, отроче!
Дивьян сделал шаг и замер: вдоль стен амбара, на специально сделанных полках, лежало оружие — несколько мечей в красных кожаных ножнах, короткие копья-сулицы, рогатины с длинными, заточенными с двух сторон лезвиями-навершьями, пара кривых хазарских сабель, шлемы с бармицами, войлочные подшлемники, панцири из толстой бычьей кожи, палицы, сложенные в обратку луки. На стенах висели серебристо-серые кольчуги и длинные, вытянутые книзу щиты.
— Выбирай!
— Вот из всего этого? — Дивьян не в силах был поверить. — Я заплачу… — потянувшись к кольчуге, конфузливо добавил он.
— Конечно, заплатишь, — хлопнул его по плечу ярл. — С добычи. Скоро в поход, парень.
Отрок скосил глаза, спросил шепотом:
— А куда поход-то?
— В Царьград, парень!
— В Царьград! — ахнул Дивьян. Он, конечно, слышал от Лады-чижи про богатую Империю ромеев, но, честно говоря, не очень-то верил, что существует таская на самом деле.
— Рот закрой, муха залетит, — сдерживая смех, посоветовал Хельги и потянулся к стене. — Вот тебе кольчужица, как раз, должно, налезет, вот меч — извини, с одной стороны заточен, хороший в бою добудешь, ну а шлем — потом сходишь в кузницу… вот лук со стрелами, копье… щит великоват для тебя, пока так обойдешься, все одно больше стрелами действовать будешь, ну а на стражу пошлют — щит спросишь у Лашка, не забыл такого еще?
— И Лашк здесь?
— Где ж еще быть хорошим воинам, как не в моей дружине? Ты же ведь тоже ко мне пришел, не к кому иному… Ну, ступай, чего стоишь? Младшая дружина в поле сейчас, в игрищах ратных, там их и отыщешь, из дальних ворот выйдя. Ну а заплутаешь, так спросишь — всякий покажет.
Дивьян низко поклонился:
— Благодарю тебя, княже. Так я пойду?
— Иди, иди… Отблагодаришь верною службой, — глядя вслед громыхающему железом отроку, усмехнулся ладожский ярл.
Между тем на заднем дворе стоящая у больших весов Сельма тщательно следила, как молодой тиун Найден взвешивает монеты.
— Три дирхема тяжелых, — про себя проговаривал он. — Два обычных, пяток вообще неизвестно каких — надо бы из них резаны сделать, а, госпожа?
— Делай, — кивнула Сельма. — В кузне ножницы.
— Да, так и поступлю — все удобней считать будет.
— Не откладывай, делай, а я уж тут сама посмотрю, не впервой, чай.
Поклонившись, Найден быстро собрал разнокалиберные монеты в горшок и, завернув его в плащ, направился на дальний край двора, к кузне. Проводив его взглядом, Сельма повернулась к смердам:
— Ну, давайте шкуры считать. Сколько с вас нужно?
— Полсорока и пять, госпожа.
— Хм… двадцать пять, значит. Ладно. Давайте двигайте воз во-он к тому амбару да разгружайте.
Смерды споро принялись за работу, лишь один — молодой простоволосый парень — скромно потупившись, стоял в сторонке.
— Ты чего здесь? — строго взглянула на него Сельма. Парень упал на колени:
— К тебе, матушка! На службишку пришел наняться.
— Так и нанимайся, подожди вон тиуна. Чего умеешь-то? Грамоту ведаешь?
— Малость мерекаю, госпожа, — хитро прищурился парень, вытирая слезящиеся глаза.
— Грамотеи нужны. Ряд составим — не пожалеешь, может, и до тиуна дослужишься. Чего еще знаешь? Сны толковать не умеешь ли?
— Могу, госпожа. Какой сон? Скажи — истолкую.
Вздохнув, Сельма испытующе посмотрела на парня. Обычный, ничуть не похожий на волхва- предсказателя.
— Ладьи снились, море бушующее, — тихо поведала она, — и главное — ножи и мечи окровавленные. А нож-то — мне прямо в сердце!
— То не к добру сон, матушка, — низко поклонился толкователь.
— Сама знаю, что не к добру.
Парень — Онгуз — снова протер глаза: ох, не затем посылал его волхв Малибор, чтобы тут сны толковать… хотя грех таким удобным случаем не воспользоваться.
— Ну, что молчишь? — с усмешкой переспросила Сельма.
— Сон твой не к тебе, госпожа, а к мужу твоему капанье имеет, — решительно произнес Онгуз. — Будет его точить болезнь тайная, а чтоб того не случилось, надобно тебе самой у богов милостей вымолить. Как — скажу, если спросишь. Супруг-то твой ночью из дому выходит? Во двор там, чего проверить, или на галерею…
— Пожалуй, на галерею. Там, в уголке, постоять любит, воздухом ночным подышать.
— Воздухом, значит. А когда он…
— Вижу, о снах толкуете, моя госпожа! — быстро подойдя к Сельме, склонился в полупоклоне чернявый молодой человек в длинном коричневом балахоне, подпоясанном простой веревкою.
Женщина обернулась:
— Никифор! Вот уж не гадали, не ждали. Пойдем скорей в горницу, не здесь же разговаривать будем. Ты зачем приехал-то?
— За книгами. Словун, новгородский гость, прошлым летом привезти обещал. Эй, парень, ты на пристани не был сегодня?
— Не был, — угрюмо покачал головою Онгуз и, льстиво посмотрев на Сельму, спросил:
— Так мне тиуна-то ждать, матушка?
— Жди… — кивнула та. — Ежели и впрямь грамоту знаешь, может, и возьмем тебя.
Поклонившись, Онгуз скромно отошел в сторонку и, прислонившись к ограде, принялся дожидаться тиуна.
— А я б на твоем месте не брал его, — поднимаясь в горницу, шепнул Никифор. — Взгляд уж больно виляющий да голос льстивый. Сладко поет. Говоришь, и сны он растолковывал? Поди, серебришка за это просил? Нет? Странно. Очень странно. А чего ж он тогда? Ах, не успел, видно… Ты серебра-то ему не давай, обойдется, пусть поначалу покажет, как работать умеет.
— Покажет. Найден уж всяко его проверит. Сельма уселась на лавку прямо напротив гостя.
Уперла подбородок в ладони, улыбнулась:
— Ну, рассказывай про свою обитель! Многих приохотил к вере?
— Покуда не многих, — покачал головою монах. — Места-то пустынные, лесные… Ну, зато и молитве ничто не мешает да книжной премудрости.
Никифор кратко рассказал о дальнем монастыре, ските, что устроил с подачи ярла в дальних весянских лесах. Рассказывал легко, весело и даже не догадывался, что стоящий у забора слезливый парень ругает его сейчас самыми гнусными словами.
— Вот гад чернявый, — шептал про себя Онгуз. — И появился же ты как раз в это время… Теперь когда еще представится случай. Ага, вот и тиун, кажется. Прочь уйти аль попытаться? Инда попытаюсь….
От кузницы, позвякивая полным серебра горшком, неспешно возвращался Найден. В малиновой длинной тунике, подпоясанной желтым поясом, на поясе висели кинжал и чернильница.
Отступив от забора, Онгуз поклонился:
— Госпожа тебя ждать наказала. На службишку пришел наниматься.
— Грамоте разумеешь?
— Буквицы ведаю.
— Проверим. Ты сам из какого рода?
— Э… — Онгуз замялся. — Не местный я.