Русские доктора признавали, что содержание раненых в госпиталях оставляет желать лучшего. Некоторые искренне сочувствовали немцам. Комендант одного из госпиталей, например, делился с германскими врачами сигаретами и едой. Но были и такие, которые предлагали раненым обменять на хлеб что-нибудь ценное – чудом сохранившиеся часы или фотоаппарат. Один солдат из 44-й пехотной дивизии описывал такой случай: русская женщина-хирург с простым крестьянским лицом принесла буханку хлеба в надежде обменять ее на какую-нибудь вещь. Молодой австриец предложил ей серебряный карманный хронометр, который ему подарил отец. Женщина с радостью согласилась и, оставив хлеб, ушла. Солдат разделил буханку с товарищами, съев лишь маленький кусочек.
Испытания, выпавшие на долю этих людей, позволили разобраться, кто есть кто. Отношения вчерашних боевых товарищей претерпели серьезные изменения. Некоторые с поразительным бесстыдством пользовались беспомощностью своих соотечественников. Мародерство цвело пышным цветом. Воры обирали не только трупы, но и ослабевших раненых. Часы, обручальные кольца, даже золотые коронки – все это исчезало в бездонных карманах нечистых на руку солдат. Но природа заботилась о справедливости согласно своим законам. Грабители вместе с добычей уносили с собой паразитов, переносчиков заразы. Потом они сами метались в тифозном бреду и готовы были отдать все золото мира за глоток чистого воздуха.
Поначалу советские власти вообще не снабжали пленных продовольствием. Материалы НКВД показывают, что, готовясь к окружению противника, русские и не думали подготовить хоть что-нибудь для содержания и пропитания военнопленных. Немецкий писатель и коммунист Эрих Вайнерт заявлял, что трудности со снабжением были вызваны обильными снегопадами. На деле же проблему породили полное безразличие, бюрократизм властей, а также отсутствие координации в действиях армии и НКВД.
Советские граждане сами страдали от голода и выражали недовольство тем, что надо кормить еще и пленных. Красноармейцы питались крайне плохо, мирные жители перебивались кое-как, поэтому разговоры о снабжении продуктами захватчиков воспринимались как нечто кощунственное. В госпиталя для военнопленных продукты стали завозить через три-четыре дня после капитуляции 6-й армии. В лагерях немцы голодали еще две недели. Больным доставалось менее чем по буханке хлеба на десятерых и жидкий суп из проса с соленой рыбой. Впрочем, странно было бы ожидать лучшего отношения, тем более, что русские прекрасно знали, как сами немцы обращаются с пленными.
Особую озабоченность врачей вызывало отнюдь не истощение раненых, а эпидемия тифа. Они с тревогой ждали распространения болезни, но помалкивали, опасаясь паники. К счастью, подземный тоннель обладал разветвленной сетью коридоров, и врачи могли изолировать больных тифом. Доктора не раз обращались к властям с просьбами принять необходимые меры, но когда их мольбы были наконец услышаны, большинство мирных жителей и красноармейцев уже заразилось.
Смертность среди военнопленных приняла угрожающие размеры, солдаты не видели смысла цепляться за жизнь, поскольку уже не надеялись увидеть когда-нибудь свои семьи. Им казалось, что Германия находится на другой планете, попасть на которую никогда не удастся. Смерть же несла с собой избавление от страданий и душевных мук. Лишь сильные, волевые люди да верующие еще продолжали бороться.
Эрих Вайнерт так писал о военнопленных: «Они похожи на призраков. Шаркающая походка, дрожащие руки, замутненный взгляд делают их совершенно одинаковыми. В толпе невозможно отличить одного от другого». На марше пленные старались занять место в голове колонны, поближе к конвойным, потому что местные жители срывали с них одеяла, плевали в лицо и даже кидали камнями. Охранники редко препятствовали этим невинным забавам.
Больше всего повезло тем немцам, которые попали в лагеря в непосредственной близости от Сталинграда. Лагерь в Дубовке находился всего в двенадцати километрах от города. Однако дорога до него заняла целых три дня. На ночь пленных загоняли в полуразрушенные здания без крыши. Конвоиры не упускали возможности напомнить немцам, что за такой ночлег они должны благодарить бомбардировщиков Люфтваффе.
Многие марши, которые пришлось совершить пленным, нельзя назвать иначе, как убийственные. Самой трудной оказалась дорога на Бекетовку. От реки Царица через Гумрак и Городище она занимала пять дней. Пленные шли без воды и пищи по тридцатиградусному морозу. Как только кто-либо, обессилев, падал в снег, тут же раздавался выстрел и упавший не поднимался уже никогда. От жажды солдаты страдали даже больше, чем от голода. Кругом лежал снег, но для того чтобы захватить хоть горсточку, нужно было выйти из колонны, а это было строжайше запрещено. Немногие пытались утолить жажду таким способом.
Ночевали пленные прямо в снегу, тесно прижавшись друг к другу. Многие замерзали и, бывало, проснувшись, люди обнаруживали рядом окоченевшие трупы. Во избежание этого немцы организовали дежурства. Часть пленных спала, а остальные бодрствовали. Через час они менялись местами. Некоторые вообще не ложились, пытаясь спать стоя.
Утро не несло облегчения. Впереди опять ждал ужас дороги. Те, кто был еще в состоянии самостоятельно передвигаться, шли дальше, а ослабевших от голода русские просто оставляли умирать на морозе. Пленный немец из 305-й пехотной дивизии вспоминал: «Когда мы выходили, нас было полторы тысячи человек, до Бекетовки добрались лишь сто двадцать».
Над воротами лагеря в Бекетовке очень уместна была бы надпись: «Оставь надежду всяк сюда входящий». По прибытии лагерная охрана первым делом обыскивала пленных, а затем выстраивала для регистрации. Люди часами стояли на холоде, пока охрана не спеша их пересчитывала. Пленные подвергались этой процедуре каждый день. После регистрации немцев расселили по деревянным баракам. По свидетельствам очевидцев, в каждом бараке, рассчитанном на десять человек, ютилось по сорок- пятьдесят. К 4 февраля в лагере в Бекетовке собралось 50 тысяч военнопленных, многие из которых были ранены или больны.
Лагерное начальство пребывало в полной растерянности. Транспорт отсутствовал, воду привозили в железных бочках на телегах, запряженных верблюдами, да и то нерегулярно. Пленный врач-австриец так описывал свои впечатления от первых дней пребывания в лагере: «Есть нечего, пить нечего... Люди пытаются утолить жажду грязным снегом и желтым от мочи льдом. Каждое утро – новые трупы». Через два дня после прибытия пленных впервые накормили обедом, который состоял из размоченных в теплой воде отрубей. Русские называли это пойло супом.
Условия содержания пленных были ужасны. Одежда кишела вшами. В знак протеста немцы набирали полные пригоршни паразитов и бросали их в охранников. Это приводило к многочисленным расправам.
К пленным в лагере относились по-разному. Так, например, румыны, хорваты и итальянцы пользовались некоторыми привилегиями и могли работать на кухне. Румыны старались отыграться на своих бывших союзниках, считая, что немцы обманом заманили их в этот ад. Румыны нападали на разносчиков пищи, и немцы нередко оставались голодными. Во избежание этого немецкие пленные вынуждены были обеспечивать своих разносчиков охраной.
Пленные-австрийцы всячески подчеркивали свою национальную принадлежность, чтобы не дай Бог их не приняли за немцев. Они надеялись на лучшее обращение и не слишком в этом ошиблись. Поразительно, но, кажется, даже русские забыли, что Гитлер по рождению именно австриец.
