– О, – ответил голос. – Здесь – я. И довольно давно.
Голос звучал слабо, но отчетливо и очень сухо. Он вызвал у мистера Ребека мысли о тонких ботинках, ступающих по песку.
– Вы Моррис Клэппер? – спросил мистер Ребек.
– Не знаю, – ответил голос, – я не подумал… – затем – с уверенностью: – Да-да. Должно быть, это я и есть. Моррис Клэппер.
– Меня зовут Джонатан Ребек, – он хотел бы увидеть Морриса Клэппера, чтобы проверить, действительно ли они похожи.
– Что вы тут делаете? Я вас не знаю, верно?
– Не знаете, – подтвердил мистер Ребек. – Я здесь живу.
– Здесь? На кладбище?
Мистер Ребек кивнул. Голос ничего не ответил, но у мистера Ребека возникла уверенность, что тот его не одобряет.
– У вас прекрасный дом, – сказал он, неосознанно использовав словечко миссис Клэппер. – Я просто в восхищении.
– Как? От этого? – мистеру Ребеку показалось, что он слышит глубокий вздох. – Вы же не знаете. Всё, чего я хотел – это маленький камешек, а на нем – моё имя, и, возможно, ещё несколько благожелательных слов. И смотрите, что мне досталось. Синагога. Или здание суда.
– Ну, это ваша жена захотела, чтобы у вас была роскошная гробница, – заметил мистер Ребек.
– О да, – отозвался Моррис. – Здесь везде, куда ни взгляни, накорябано: «Гертруда Клэппер». Это – памятник ей, а не мне.
– Она вовсе не имела таких намерений, – сердито возразил мистер Ребек. – Вы дурак, если так думаете. Она вас любит.
– Любовь не извиняет дурного вкуса.
Мистер Ребек почувствовал, что на него весьма пристально уставились, и это вызвало у него напряжение. Обычно он никогда не испытывал неловкости, общаясь с мёртвыми, пока не обнаружил, что разговаривает с Моррисом Клэппером и не может его увидеть.
– А почему это вас так занимает? – спросил голос. – Вы ведь не знаете моей жены.
– Я познакомился с ней, когда она пришла навестить вас. Она сюда часто приходит.
– А, – сказал Моррис Клэппер. – Да, конечно. Вы же сказали, что здесь живёте. Я забыл.
– Я долго здесь прожил. Почти двадцать лет.
– Как интересно, – заметил Моррис Клэппер без всякого интереса. – Разрешите спросить, почему?
– Потому что я не гожусь для этого мира, и потому что все остальные годятся, – ему уже надоело об этом говорить, от разговоров любая тема со временем ржавеет.
– Понятно, – сказал Моррис Клэппер. – Значит то, что вы не принадлежите к одному миру, не оставило вам выбора, кроме как адаптироваться к другому. В силу невыполнения обязательств, как можно было бы сказать.
Этот безлично-учёный голос начал раздражать мистера Ребека.
– Нет, – резко сказал он. – Вначале, наверное, так и было, но затем я обнаружил, что моё место – здесь и что здесь мне будет не тесно среди моего народа. Мне нравится этот мир. Я себя здесь чувствую, как надо. Даже если бы я мог вернуться в страну, из которой прибыл, зная, что там для меня найдётся местечко, я бы туда не отправился.
– Браво, – сказал Моррис Клэппер. – Речь, способная тронуть замкнутые накоротко сердца покойников. Всё это неверно, но тем прекраснее, что неверно. Я рад, что слишком долго мёртв, чтобы оценить скромную красоту этого заблуждения. Это – не особый мир. Мир – только один, а здесь – его свалка. Свалку эту создали не мёртвые, им не особенно интересно превращать её в новый мир. Здесь нет ничего, с помощью чего можно было бы этот новый мир создать.
– Здесь есть любовь, – возразил мистер Ребек. – Я сам её видел. Здесь – чувство юмора, борьба и дружба – и всё это я видел.
– Они здесь только потому, что их сюда приносят с собой. Вы думаете, вы оставили мир? Вы думаете, от него так легко убежать? Куда бы вы ни пошли, вы несете свой мир на себе, словно черепаха панцирь. Сами вы – нагое, мягкое, бесформенное существо, но вы несёте на себе твердую броню этого мира, чтобы защитить спину и брюхо. Все люди носят мир на себе, куда бы они ни направлялись.
– Я не хочу, чтобы мир стоял у меня на спине, – сказал мистер Ребек. – Я об этом не просил. А не могу ли я выбраться из-под него и убежать? Нет ли выхода?
– Смерть. Не видимость смерти, но, когда спишь с ней в одной постели. Ничто, кроме подлинной смерти.
Мистер Ребек сел на ступеньки и уставился на железную дверную решетку. Над дверью красовалась надпись, но с такого расстояния её нельзя было прочесть. «У меня теперь не такое хорошее зрение, – подумал он. А затем: – О, Боже мой, что за большущий зуб с дуплом – это здание».
Тщательно подбирая слова, он сказал:
– Случалось, я подумывал, что я, наверное, и сам – призрак. Такое может быть? Мог я жить здесь, умереть и не узнать об этом? Я об этом много думаю.
Он снова почувствовал на себе взгляд усопшего Морриса Клэппера, но тот ничего не сказал. Мистер Ребек куснул обломанный ноготь. Ноготь хрустнул на зубах, у него оказался горький вкус. Где-то далеко взвизгнул автомобильный гудок. Мистер Ребек понадеялся, что машина едет не сюда.
– Все мы – призраки, – сказал наконец Моррис Клэппер. – Мы зачаты в момент смерти, рождаемся из призрачных утроб, играем на улицах с другими маленькими призраками, распеваем призрачные куплеты и сходим с ума, чтобы стать настоящими. Нам говорят, что жизнь полна целей, и что, хотя, увы, всегда необходимо бороться, можно, по крайней мере, выбрать, за что и с кем. Но мы узнаем, что для призраков возможна только одна битва: за то, чтобы стать настоящими. Некоторые из нас этого добиваются, это поощряет другие призраки поверить, что подобное осуществимо.
– И на что это похоже? – спросил мистер Ребек. – Я имею в виду – быть настоящим.
Смех Морриса Клэппера прозвучал, словно слабый шум переворачивающихся песочных часов.
– Господи Боже, да я не знаю. Я этого так и не достиг.
– О, – сказал мистер Ребек. Затем добавил. – Ваша жена вас любила. А это – не способ стать настоящим?
– Да выкинете вы из головы любовь или нет? – спросил Моррис Клэппер. – Любовь ничего не гарантирует. И всё равно Гертруда меня никогда не любила. Она любила того, кем хотела сделать меня. Это было всё равно, как если бы с нами в доме жил посторонний. Мы были счастливы вместе, все трое, но это не тот род любви, который делает призрачное настоящим. Я думаю, что единственный путь стать настоящим – это быть настоящим для самого себя и для кого-то ещё. Любовь здесь совершенно ни при чём.
Безо всяких особых причин мистер Ребек подумал о шляпе миссис Клэппер в виде полумесяца, так смешно и нелепо сидящей у неё на голове.
– У меня было двое друзей, – сказал он. – Они пожелали, чтобы я покинул кладбище. Не ради моего блага, а потому что хотели, чтобы я оказал им услугу. О таком несправедливо просить.
– Ничто не даётся просто так, – ответил Моррис Клэппер. – Если у вас есть друзья, вам рано или поздно придётся платить за дружбу, как и за всё остальное. И даже кладбище не избавит вас от необходимости платить долги. Один друг – и железная ограда вокруг этой свалки становится масляной; один непогашенный долг между друзьями – и вещи, которые вы любите и которых боитесь, входят в ворота, да ещё и посвистывают. Если вам нравится жить на кладбище, иметь друзей – ошибка. Вам ни в коем случае не следовало их заводить, мистер… Простите, как вы себя назвали? Эх, старость.
– Ребек, – подсказал мистер Ребек. – Значит, вы думаете, я должен вернуться? Думаете, я должен покинуть кладбище?
– Мне это безразлично. Для меня это ни черта не значит. Я мёртв, и что вы там делаете, а чего – нет, меня не интересует. Пока мы тут болтаем, вы можете добыть огонь и поджечь землю, словно стог сена, а мне до этого дела нет. Разве что я давно не видал огня и не помню, на что он похож.
Он замолчал. Мистер Ребек взглянул на железную дверь, подумав, что призрак где-то совсем рядом.
