«То, что мы делаем – незаконно, – думал он. – Я должен сказать это Кампосу. А вдруг он не знает? Было бы только честно сказать это Кампосу. Мы очень скоро подъедем к воротам».
– Кампос, – сказал он, – если полиция узнает, что мы делаем, нас могут арестовать.
– Ребек, не говорите ничего такого, – обеспокоенно вставила миссис Клэппер. – Вас может подслушать дьявол.
Кампос даже головы не повернул.
– Полиция не узнает.
– Но если узнает, – не отступал мистер Ребек, – тебе это, конечно, будет стоить работы. Я просто хотел тебя предупредить.
– Поступлю куда-нибудь в другое место. Работы кругом полно.
– Ребек, ша! – воскликнула миссис Клэппер. – Что это за разговоры: полиция, потеря работы? Да не беспокойтесь вы так.
– Я просто хотел предупредить Кампоса, – сказал он ей, наклонился к окну и стал наблюдать, как мимо, словно паруса, проплывают надгробия.
Грузовик мощно качнулся на повороте дороги и задрожал, когда одно из задних колес соскользнуло в наполненную водой колею и снова на неё выехало. Мистер Ребек хорошо знал дорогу. По сторонам её тянулись длинные гребни из песка и сухой травы и немногочисленные могилы. Перед воротами будет ещё одна излучина.
Если бы он обернулся, он смог бы увидеть Лору. Он был в этом уверен. Она сидит на своем собственном гробу, глядя вперед, и, посмотри он назад, ища её, он увидел бы её вовсе не серой, а цветов утра. И платье на ней – тоже цветов утра с отделкой в стиле королевы Анны. А глаза – яркие, как у живой, и чёрные волосы падают на плечи. Как славно было бы обернуться, увидеть её и простереть руку к подобному воплощению Красоты.
Но если обернуться, она заговорит с ним, желая поблагодарить его за то, что он для неё делает, а он не думал, что заслуживает благодарности.
Мысленно он говорил ей: «Я везу тебя к Майклу, как ты и просила, Лора, но это – не жизнь, то, к чему я тебя везу, я везу тебя ради нескольких минут или часов счастья, которые ты заслужила, просто потому, что не знала его прежде. И как ты ни обхватывай его руками, оно ускользнет от тебя, подобно стайке диких птичек, и ты об этом потом даже и не вспомнишь. Возможно, было бы куда лучше оставить тебя там, где ты и лежала. Одного заблуждения у тебя никогда не было при жизни: насчет того, будто счастье вечно. Вот что я тебе даю: не жизнь, не любовь даже, а только это. Прости меня за то, что не могу дать тебе больше. Возможно, со временем я пожалею, что вообще что-то тебе дал. И не благодари меня ни за что. Будь счастлива, если сможешь, но меня не благодари».
Он взглянул мимо миссис Клэппер на сидевшего за рулем Кампоса, что-то негромко мурлыкающего себе под нос. Верзила отлично вёл машину, хотя и казалось, что не больно-то много внимания обращает он как на дорогу, так и на грузовик. Но когда он хватался за руль и мурлыкал свою песенку, на лице его было странное выражение. Мистеру Ребеку это не показалось бы выражением любви. Разве что грузовику показалось бы.
Повинуясь внезапному импульсу, мистер Ребек подался вперед и спросил:
– Кампос, а Лора хорошо пела, правда?
Кампос чуть повернул голову и окинул его из темноты спокойным взглядом. Одной рукой он вел машину, другой застёгивал рубашку и следовал дороге, даже не глядя на неё.
– Довольно неплохо, – сказал он и отвернулся.
– Спасибо, Кампос, – сказал мистер Ребек. Миссис Клэппер вздохнула и завертелась на месте, пытаясь расположиться поудобнее между двумя мужчинами.
– Ребек, а кто эта Лора? Не говорите мне, если мне нельзя знать.
«Неужели она ревнива? – подумал он, сдерживая ликование. – Когда это меня вообще ревновала женщина? Как поздно начинаются для меня многие вещи».
– Женщина, которую я когда-то знал, – сказал он. – Я почти что забыл её.
Затем – последняя излучина, и вот уже впереди – пологий склон, а у подножия холма – черные ворота.
Они были широко распахнуты, так их оставил Кампос. Слева в сторожке все ещё светился огонек. За воротами расстилалась глубокая тьма с серыми пятнами. Там, как понял мистер Ребек, должна быть улица. Ворота чуть пошевеливались в ночи. Мистер Ребек слышал, что они пищат тихонько, как летучая мышь.
На полдороге по склону они заметили, что свет в сторожке голубовато моргнул и погас. Ворота исчезли. Мистер Ребек не удивился: лампочка перегорела нынче ночью. Свет исходил теперь только от фар грузовика и от луны, которая была прелестна, но не больно-то приносила пользу.
Кампос пробормотал: «Mierda» [ 13 ] и словно бы попытался выплюнуть язык. Он легонечко тронул ногой тормоз, как бы нехотя уступая тьме. Грузовик малость затормозил, но не слишком сильно.
– Ребек, – тихо сказала миссис Клэппер. – Вы уверены в себе?
Он взглянул на неё, сидящую рядом. Его радовало, что она об этом спросила, но он хотел ей сказать, что с каждой возможностью, которую она ему предлагает, она всё глубже затягивает его в мир. Знает ли она об этом? Он подумал, что, вероятно – да. Но вообще-то это было всё равно.
– Нет, – ответил он. – Я нисколечко в себе не уверен.
Миссис Клэппер цепко схватила его за руку. Её собственная рука была маленькой и мягкой, но поразительно сильной. Кампос сидел себе за рулем и мурлыкал, то и дело отчётливо выводя строчку или несколько слов песни. Мистер Ребек этой песни никогда прежде не слышал.
Так как фары грузовика светили недалеко, ворота не показались снова, до тех пор, пока машина не оказалась буквально перед ними. Мистер Ребек, как оказалось, встал и понял это только, когда стукнулся головой о потолок кабины. Миссис Клэппер держала его за руку, но никуда не тянула. Кампос не удостоил их даже взглядом. Он бросил грузовик к воротам, как если бы это был камешек, который он запускал в тёмное окно.
Вероятно, было бы легче, если бы ворота оказались такими, какими мистер Ребек видел их во сне ночью и воображал днём: острия наверху обагрены струящейся кровью, а железные змеи шипят, молча предупреждая о молчаливой смерти и нацеливаясь, чтобы поразить в голову или в пятку любого, кто подойдёт слишком близко. Им можно было бы взглянуть в лицо, ибо с ним было двое друзей, а человек может черпать силу в друзьях, когда его обступают железные змеи.
Но ворота, как выяснилось, были всего лишь воротами, а острия над ними преизрядно заржавели. Грузовик слегка задел их, проходя мимо, потому что Кампос на мгновение убрал руку с руля, чтобы вытереть нос. А затем уже под колёсами была новая дорога, и ворота остались позади. И постепенно мистер Ребек начал осознавать, что всё стоит, упершись головой в потолок кабины, что миссис Клэппер по-прежнему держит его руку, а Кампос так и не прервал своего низкого монотонного мурлыканья. Мистер Ребек сел, но не обернулся.
– Получилось, – сказал он миссис Клэппер. – Получилось.
– А я даже дыхнуть боялась, – призналась миссис Клэппер. Голос у неё был очень усталый.
Мистер Ребек выглянул в окно. Он был захвачен зрелищем домов и автомобилей, припаркованных у обочины.
– Где мы? – спросил он.
– Это Йоркчестер, – сказала ему миссис Клэппер. Она указывала рукой куда-то мимо него. – Вон там живет мой врач. Чудесный человек, только у него дурно пахнет изо рта, словно рту тысяча лет. Вы бы подумали: он врач, а врач мог бы что-то сделать, но – нет. Прекрасный человек. Он играет на скрипке. Ребек, я так беспокоилась. Я думала, что с ума сойду.
– Всё в порядке, – сказал мистер Ребек. Он откинулся на спинку сиденья, закрыв глаза.
