последнюю минуту Лал, повернувшись лицом к востоку, начал что-то нашептывать. Это нас бесконечно удивило: вот уж не думали, что он верующий!
Молился он недолго, наверное, знал только одну молитву. Через минуту он протянул Мусе длинную бамбуковую палку, а сам взял вторую.
— Я буду стоять впереди, на носу корабля, а ты, Муса, будешь за рулевого на корме, — коротко распорядился он. — Итак, вперед!
Так началось наше необыкновенное путешествие в джунгли.
В этот час Брамапутра совсем не походила на реку. Она скорее всего напоминала море. На широкой и величавой глади ни одной волны. Куда ни взглянешь, всюду вода. Вот что сделали ливни с Брамапутрой!
Мои мальчики порядком повозились, пока вывели плот на середину реки.
— Нам надо держаться фарватера, — рассуждал вслух Лал. — Если занесет на луга, считай — пропало, нам вообще не выкарабкаться оттуда, тогда придется навсегда распрощаться с милой Брамапутрой или строить новый плот…
Внезапно взошло солнце. Тут, в Индии, оно не любит мешкать.
Сразу стало веселее на душе.
Часа через два вдруг нас окликнули с берега. Мы повернулись на зов. Только сейчас мы заметили крестьянина, его телегу с большими колесами и медлительную буйволицу, тоже уставившуюся на нас. Лал ему громко что-то ответил, но мы с Мусой не поняли, о чем они говорили.
— О чем он говорит? — заинтересовалась я.
— Удивляется, — ответил Лал. — Удивляется, почему мы одни на плоту. Спрашивает, не надо ли нас спасать?
Что ему ответил Лал, мы так и не узнали. Однако крестьянин долго еще кричал и качал головой. И раскачивался из стороны в сторону.
Лал греб впереди, а Муса на корме: у него, у рулевого, тоже немало забот. Что касается меня, то я сижу на узелках, сложенных посередине плота, и ничего не делаю, словно барыня. От меня никакого толку! А мне так путешествовать вовсе не нравится.
— Уступи палку, — то и дело прошу я Лала, — я тоже хочу помогать вам. Посадили меня тут как куклу… Я так не согласна!
Он только скалит зубы — смеется. Мне не то что работать, даже стоять не разрешает.
— Еще упадешь в воду! — говорит он. — Сиди себе!
Смотрю я на Лала и удивляюсь: очень уж странно он держит себя со мною в это утро. «Отчего бы так?» — спрашиваю я себя. Он на меня часто оглядывается, то и дело заговаривает, все шутит. Неужели он боится, что я расплачусь? Или он почувствовал, что у меня нехорошо на сердце?
А солнце пекло невыносимо. Я держалась стойко, как и положено путешественнику. Но когда от жары пересохло в горле, зарябило в глазах и самое страшное — затошнило, я взмолилась.
— Я чувствую себя как рыба на сковородке, — жалобно простонала я. — Нечем дышать. Пожалуйста, спрячь меня куда-нибудь от этого солнца!
Муса хмуро покосился: он не умеет сочувствовать девочкам. Такой уж у него характер. А Лал, ни слова не говоря, стал быстро-быстро грести к берегу. Через несколько минут мы причалили возле высокого ветвистого дерева.
Мы устроили привал.
— Немыслимо плыть в такую жару, — сказал Лал, наверное сочувствуя мне. — Переждем зной.
В тени, в холодке, мы позавтракали тем, что я захватила из дому. Лал сделал вид, что ничего не заметил, — ведь он не велел ничего брать в дорогу. Даже хлеба.
Боясь крокодилов, я не сомкнула век, а мои мальчики как ни в чем не бывало захрапели.
После полудня дышать стало легче. С реки подул еле ощутимый свежий ветерок.
Мы снова тронулись в путь. А Лал стал еще более внимательным ко мне. Он даже подал руку, когда я садилась на плот. Если бы не он, я как пить дать упала бы в воду! Так неожиданно качнулся плот.
Вот бы все люди были такими внимательными, как Лал!
Перед нами открывались все новые и новые красоты Индии.
Вдруг я увидела странное дерево, оно цвело. И стоило мне обратить на него внимание, как Лал тут же повернул плот к берегу. За один миг он нарвал мне яркий букет. Принимая цветы, я внимательно взглянула на него: почему он так сделал? Еще вспомнила: когда мы ели, он уступал мне самое вкусное. Неужели он сам не любит лакомые куски?
А вот Муса настоящий мальчишка! Он не обращает на меня никакого внимания.
Перед закатом Лал начал беспокоиться о ночлеге. Я гадаю: что с нами будет? Как перенесем мы это серьезное испытание?
Сон на дереве
Я слежу за беспокойным взглядом Лала. Ему, наверное, не нравится берег. Он что-то ищет. Вдруг он сказал:
— Тут крокодилам нету счета. Спать на плоту не придется. Заночуем лучше на берегу.
Я промолчала, но предстоящая ночь меня тревожит. Как только подумаю, что придется спать под открытым небом, душа уходит в пятки. Вдобавок совершенно неожиданно раздался душераздирающий крик. Я вздрогнула, хотя вопль доносился с берега, а мы были на плоту. Острая тревога охватила меня.
— Что это?
— Павлин, — ответил с улыбкой Лал.
Мы плыли очень медленно, около самого берега.
Увидев устье ручейка, Лал круто повернул плот.
— Приехали, — сказал он, первым соскакивая на скользкий берег.
Пока он привязывал плот к толстому стволу незнакомого дерева, мы с Мусой успели разгрузить все наши узелки и узелочки. Тут и одежда, и кое-какие свертки со съестным. Наконец-то твердая земля! Однако рядом подозрительный страшный шорох.
Лишь стыд помешал броситься наутек, да-да!
Я вскочила на ноги и громко вскрикнула:
— Змея!
Лал снисходительно улыбнулся.
— Ты не бойся змей. Они сами боятся моих глаз как не знаю чего, — сказал он пренебрежительно. — Мне только стоит захотеть — и заворожу их. В один миг!
Все-таки я не решилась снова сесть на траву.
Вскоре мы разожгли костер, и я расхрабрилась. Ведь не всякая тварь рискнет приползти на огонь!
Тем временем мальчики отправились за кокосовыми орехами. Я осталась одна. Не зря говорят, что боязливый своей тени боится. Мне чудилось, будто кто-то подползает ко мне, будто за каждым деревом таится опасность, на каждый шорох я оглядывалась. Неожиданно я услышала над самой головой слабый писк. Это была маленькая обезьяна, повисшая на своем длинном хвосте. Я застыла, запрокинув голову.
Но тут я услышала радостные голоса мальчиков, возвращающихся в лагерь.
Они добыли три ореха, зеленых, больших, как дыни. Лал вытащил из-за пояса кривой нож, ловким движением отрезал головку ореха и протянул мне плод.
Ему не пришлось упрашивать меня. Я так люблю кокосовый сок, сладкий и приятный, а еще больше мякоть ореха! Она такая вкусная, просто язык проглотишь.
Лал с улыбкой следил, как я уничтожаю орех.
— По-моему, другого такого умного дерева на всем земном шаре нет, — говорил он, — оно дает молоко и «мясо». Из его волокон вяжут канаты, выделывают прекрасные веера для важных делийских дам, даже такое мыло, которое мылится в морской воде.
