В крошечной келье сестры Магдалины ощущался какой-то необычный запах, он не был неприятным, но не поддавался определению. Епископ звучно потянул носом, но не мог соотнести этот запах ни с чем. Он склонился над лежащей монахиней. Мать-настоятельница приблизила свечу, чтобы Его Преосвященство мог лучше видеть.
Магдалина, одетая в сутану, вытянувшись лежала на узком соломенном тюфяке, постеленном на каменной плите. И епископ, и мать-настоятельница пристально смотрели на нее. Ее вполне можно было принять за покойницу – настолько неподвижной была эта темная фигура. Мать-настоятельница перекрестясь забормотала молитву. Сестра Магдалина открыла глаза и щурясь от непривычно яркого света свечи, стала подниматься.
– Ваше Преосвященство, я не знала…
Епископ жестом успокоил ее:
– Пожалуйста, лежите, вам нельзя вставать, лежите. Мне сообщили, что вы очень больны, дитя мое.
– Нет, нет, я не больна. Дело в том, что…
– Вне сомнения, больны. Вы поступили крайне неразумно, позволив вашему здоровью так сильно расстроиться. Мать-настоятельница сообщила мне, что вы отказываетесь от пищи, но таких обетов вы не давали, сестра.
– Ваш голос я слышу издалека. Он кажется мне голосом Бога, – бормотала Магдалина. – Я все время слышу его голос. И, кроме того…
– И, кроме того, вы осерчали на меня за то, что я не позволил вам ходить по острову и будоражить люд, вызывать панику. И в отместку мне вы решили заморить себя голодом.
– Не осудите меня, Ваше Преосвященство, но вы не поняли меня. Я лишь желаю совершить то, к чему призывал меня Господь наш. Я лишь выполняю его волю.
– Его воля, прежде всего, это выполнение обета послушания, который мне вы давали.
Лицо Магдалины, хоть и страшно исхудавшее, не утратило своей красоты. Теперь оно исказилось гримасой боли.
– Тайна, разрывающая душу мою, живет во мне, – исповедовалась она. – Если тот голос, который я слышу, голос Бога и, если обеты мои – Богу, то как они могут соперничать?
Епископ понимал, что монахиня – не единственная, кто мучается от подобной проблемы – веками многие святые, мужчины и женщины, стояли перед этой дилеммой. Он хорошо понимал и то, что, как правило, святые в их общении со Всевышним перескакивали через католическую иерархию. Но он не собирается говорить об этом Магдалине.
– Вы должны избавиться от этих мыслей и поступать так, как велю я, дитя мое. Лишь тогда, когда вы почитаете ваши обеты, вы пребудете в покое. А теперь я желаю, чтобы вы покинули вашу келью и перебрались бы в обитель, чтобы мать-настоятельница смогла позаботиться о вас. Вы должны отдыхать и съедать все, что вам предложат.
Магдалина восприняла лишь первое его распоряжение.
– Оставить келью?! Нет, Ваше Преосвященство, умоляю вас. Не требуйте от меня…
– Это совсем ненадолго. Лишь до тех пор, пока вы не поправитесь. Потом посмотрим.
– Я не в силах это сделать! И пусть Бог и Пресвятая Богородица будут тому судьями. Я могу оставить это место лишь для того, чтобы пойти к людям и предупредить их о том, что должно случиться. Господь наш постоянно повторяет это мне.
Монахиня умоляюще смотрела на стоявших перед ней пожилую женщину, облеченную такой большой властью здесь, в обители, и епископа, олицетворявшего всю Святую Церковь:
– Пожалуйста, – молила Магдалина.
– Мы будем хорошо заботиться о тебе, сестра, – пообещала мать-настоятельница. – Ты ведь знаешь как все тебя здесь любят.
Глаза Магдалины потемнели, чувствовалось, каких мук стоили ей эти мольбы.
– Умоляю вас, Ваше Преосвященство, – шептала она. – Выслушайте мою исповедь.
Епископ кивнул. Он был не вправе отказываться. Это было бы чудовищным кощунством и нарушением догматов святой церкви. Услышав это, мать-настоятельница сразу же поставила свечу на грубый деревянный стол подле ложа Магдалины.
– Я буду рядом, если понадоблюсь вам, Ваше Преосвященство, – и покинула келью.
Магдалина знала, что настоятельница сразу уйдет, стоит ей упомянуть о таинстве покаяния. Так предписывалось каноническими законами. Исповедь была делом двоих: кающегося и исповедника.
Епископ извлек из складок рясы короткую узкую епитрахиль, которую он, как и большинство пасторов, носил с собой. Это была святая святых его полномочий – отправления таинств. Епитрахиль была атласной, двухсторонней, малиновая с одной стороны и белая – с другой. Его Преосвященство приложился к ней губами, а затем стал обертывать ее вокруг шеи.
– Обождите, – раздался шепот Магдалины.
– Слушаю вас?
– Прежде чем я начну исповедоваться, мне хотелось бы сказать вам нечто важное.
Епископ молча ждал с епитрахилью в руках.
– Я хотела поговорить с вами о Конче.
