– Заложница судьбы, – пробормотал Майлз. – Наверное, вы приняли правильное решение, но мне ненавистна мысль, что вы так напуганы, София… Вы ведь все еще боитесь Руфуса?
– О нет! – быстро сказала она. – С тех пор как вернулась домой, я совсем его не боюсь. Хотя, если он сейчас придет и застанет вас рядом со мной… – Майлз сделал протестующий жест, и София вспыхнула. – Да, знаю, это звучит глупо, как будто я – Гилда, считающая, что каждый мужчина в нее влюблен. Но у Руфуса больное воображение, и я рада, что он в двадцати милях отсюда и нет никого, кто мог бы сообщить ему, что вы были здесь. Сейчас мне не о чем беспокоиться. Проблемы возникают обычно на вечеринках, где мужчины оказывают мне знаки внимания, хотя я, насколько это возможно, стараюсь избегать опасных моментов. А в промежутках Руфус вовсе не страшен, совсем наоборот. Прошлым вечером он даже пресмыкался передо мной…
– А это еще хуже? – рискнул спросить Майлз.
София не ответила прямо. Она лишь сказала:
– У моей школьной подруги отец был алкоголиком. Дети не всегда понимают… но мне довелось быть у нее однажды, когда он пришел домой трезвый. Он пытался вымолить у жены прощение, отвратительно раболепствовал… Я не могла вынести этого, мне казалось, что его жена слишком бессердечна. Она была так холодна и сурова с ним… Теперь я прекрасно понимаю ее. Сотню раз он обещал бросить пить. Вот что ужасно – отсутствие силы воли и мнимое раскаяние, которое никого не может обмануть. Это омерзительно. Вы, наверное, хороший психолог, ведь это ваша работа. Почему Руфус такой?
– Возможно, он не уверен в себе?
– Да, но почему? В чем он может быть неуверенным? Большинство женщин находят его очень привлекательным, вы это знаете?
– Рэй, моя жена, часто мне об этом говорила.
– Вот видите!
– Ну, дело не в сексуальной неуверенности. Едва ли это главный вопрос для мужчины его происхождения и воспитания, не так ли? Давайте взглянем фактам в лицо: многого ли он достиг, выполняя бесперспективную работу, которую на него возложили родственники?
София озадаченно уставилась на Майлза:
– Что вы имеете в виду? Он вовсе не глуп.
Нет, не глуп. Он закончил Кембридж и уже лет семь выполняет обязанности помощника директора Фонда. Всего лишь помощника. Что хорошего в том, чтобы вечно быть вторым? Ленчерды всегда и во всем были первыми. Руфус – редкое исключение. Когда Ленчерды увлекаются своей профессией, они занимают видное положение: дядя Август – крупный ученый, дядя Уильям – губернатор колонии, Билл, все к тому идет, станет судьей Верховного суда, Артур – один из наших самых молодых епископов, Стивен – один из самых блестящих хирургов. Джо, правда, довольно незаметен, но виной тому отсутствие амбиций, что достойно похвалы в пасторе. А Виктор самоустранился, он просто смеется над всеми. Но Руфус… Руфус воспринимает жизнь достаточно серьезно. Вам не приходило в голову, что ему хотелось бы иметь тот же статус, что и у его кузенов?
София обдумала эти слова. Выходя замуж в состоянии мечтательной эйфории, она не сомневалась, что Руфус является важным членом семьи. Затем это стало аксиомой, а теперь… Теперь она была готова признать, что все сказанное Майлзом – правда. Не потому ли Руфус превратил ее жизнь в ад, что был неудачником, не сумевшим самоутвердиться другим способом?
– Я кое-что еще скажу, – продолжал Майлз. – Только благодаря вам он может продолжать работать в Фонде: Если вы разведетесь с ним, в обществе разразится скандал и его уволят.
– О! Я не подумала об этом. Да, полагаю, вы правы. Это на самом деле вызвало бы переполох в прессе… Можно себе представить заголовки в газетах! Теперь понятно, почему Джо так стремился удержать меня от развода.
– Да, Джо защищал семью… ценой вашей жизни и в согласии с англиканской моралью. Типично для Ленчердов.
– Вы их не особенно любите, да?
– Нашу с вами уважаемую родню со стороны супругов? По большей части я нахожу их совершенно отвратительными. – Майлз улыбнулся – по-мальчишески обаятельно. – Моя дорогая София, вы смотрите на меня так, будто я сказал что-то неприличное.
– Я действительно удивлена…
Не сомневаюсь. Я ведь всегда считался одним из самых тихих и лояльных членов клана. Забавно думать, каким окрыленным я был десять лет назад, когда они дали мне грант на работу, которую я проводил с соплеменниками Ганди… Я приехал сюда на собеседование и здесь познакомился с Рэй. Она была необыкновенной, совсем не похожей на других Ленчердов, вы бы ее полюбили. Первые два года все было хорошо, я писал книгу… Но мне пришлось просить отсрочки и еще денег. Ленчерды уважили просьбу, а потом начали диктовать свои условия. Они продолжали сотрудничать со мной, да, но уже по своим программам, не по моим. Я хотел остаться в Индии – там было столько нетронутого материала, целая мифология, которую я едва начал изучать! Вместо этого меня отправили в Африку возиться с какими-то примитивными племенами. Я мог бы отказаться, но сейчас не так-то легко получить финансовую поддержку. Кроме того, я связан, как и вы: у меня есть ребенок. Рэй умерла. Ее семья сплотилась вокруг нас – они всегда так делают. Джо и Джун предложили взять малышку, а мне тогда было не до споров. Поэтому я все еще здесь. Работа моя, конечно, интересная, но не этого я хотел. Я способен на большее, так какого черта я должен подчиняться программе, составленной толпой безнадежных дилетантов – попов, чиновников и старух в фетровых шляпках?
Это был бунт. Это было кощунство. Это была правда. София почувствовала, как ее ненависть к Руфусу растет и перекидывается на его родственников, на всех Ленчердов. Все они были заодно, все стремились скрыть преступные наклонности Руфуса и заставить ее смириться, больше того – внушить ей самой чувство вины. Как приятно было сбросить с глаз воображаемую повязку и взглянуть на них без помех, увидеть их такими, какими они и были, – самодовольными ханжами, пустозвонами и тиранами!
– Весь этот Фонд, – продолжал Майлз, – нужно было еще много лет назад передать в другие руки – государству или какому-нибудь научному обществу. Только ни один из Ленчердов этого не допустит. Им слишком нравится это удовольствие!
