повинную князя вашего брату своему.
Богатырь-боярин с ненавистью смотрел на спокойное лицо игумена. Казалось, еще чуть-чуть и схватит он его своими громадными ручищами. Взгляд же отца Сергия выражал одновременно твердость и жалость к боярину, как к ребенку заблудившемуся...
Не стал богатырь-боярин хватать отца Сергия, почуял, как непривычный холодок прошел по спине...
— Ладно, — рявкнул он. — И без ключа обойдемся. Я этот замок в три счета вырву... — и он быстро пошел к сторожке-избушке, стоявшей около собора.
А отец Сергий перекрестился на храм и сквозь раздвинувшуюся толпу молча двинулся к повозке.
Через минуту боярин стоял около соборной двери с большим ломом. Еще через мгновенье лом был просунут между замочным хомутом и запором и богатырь-боярин всей мощью своих могучих рук, издав воинственное «р-р-и-их!», рывком дернул лом.
От такого рывка и три замка должны были сломаться, а уж петлям точно положено бы вылететь. Но — звенькнуло, и в своих руках оторопевший горе-богатырь увидел половину лома. Вторая половина валялась на земле. Замок же как висел на петлях, так и остался висеть. Силен был боярин, но знал он, что никакой его силы не хватило бы, чтоб вот так лом сломать. Он озадаченно и со страхом оглядывал обломок лома в своих руках. Наконец все повернули головы к повозке отца Сергия. Он ничего этого не видел, он уже сидел на повозке рядом с ящиком, а лошади медленно везли его к Печерскому монастырю.
Перед боярином встал купец Никита Лодкин:
— Слышь, боярин, давай князя Бориса на Кремлевскую площадь.
Монахи Печерского монастыря вместе с игуменом вышли навстречу отцу Сергию и молча смотрели, как он вешает замки на монастырские храмы. И затем все, вереницей, пошли вслед за повозкой ко Кремлю.
Про то, как богатырь-боярин Сергиев замок ломал, скоро узнал весь город.
— Батюшка, — рядом с повозкой шла женщина, на руках у которой пищал ребенок. — А как же дети?.. Я вот дитё причастить хотела.
— Младенчиков причастим запасными Дарами.
Перед открытыми кремлевскими воротами стоял, надменно скрестив руки на груди, главный воевода дружины князя Бориса. Отец Сергий, перекрестившись, молча шел с замком прямо на него.
«Не отойду, — яростно сказал себе воевода. — Не пущу чернеца московского...»
Но, когда кроткие тихие Сергиевы глаза оказались совсем рядом с его глазами, яростными и бурлящими, он, для самого себя неожиданно, дерганным резким шагом отошел в сторону.
— Мир ти, воин Степан, с именинами тебя прошедшими, — сказал отец Сергий спокойным ровным голосом, проходя дальше.
— Да уж, устроил ты мне именины, — хрипло и с неприязнью произнес воевода.
«Чего ж это я послабу такую дал, чего дорогу уступил?» — промелькнуло в его голове. У него был приказ князя любой ценой противиться всем Сергиевым действиям. Самому воеводе вражда с Москвой не нравилась, всем надоела княжеская междоусобица. А в то же время как не исполнить приказ князя своего?
— Устроил ты мне причастие замками своими, — продолжал возмущенно воевода. — Княжьи разлады — одно, при чем здесь храмы Божии?!
Отец Сергий остановился и взгляд свой перевел на воеводу. И улыбнулся:
— Не досадуй на себя, Степан, что ты мне, худому игумену, дорогу уступил. Бог не в силе, а в правде. Это полководец наш сказал, Александр Ярославович Невский. А твой князь сам неправде поддался и вас за собой тянет. — Тут отец Сергий возвысил голос, обращаясь уже ко всей толпе, стоящей перед кремлевской стеной. — А Спаситель наш говорит: «Не надейтесь на князи, на сыны человеческие, в нихже несть спасения!» А нынче ваша надежда — это князь-смутьян, а не Бог...
И тут из-за башни вылетел на коне князь Борис. Он резко осадил коня, спрыгнул с него и подбежал к игумену. Остановившись почти вплотную к нему, он бешеным взглядом уставился на отца Сергия.
— Это ты смутьян, а не
