я, — зашипел князь. — Здесь моя вотчина...
Перебил его отец Сергий:
— Твое на тебе, князь, только штаны да кафтан, все остальное — это Божии дары. И то, что рожден ты князем, это тоже тебе дар свыше. Но как получил, так и отнимется. Что ж ты самочинием у брата вотчину его отнимаешь и говоришь — твоя? На верховную власть посягаешь! А думаешь ли о том, какой с тебя спрос будет и какой тебе ответ держать?! Вот тебе мое слово, князь: сюда из Москвы брат твой с войском идет... Да не за головой твоей идет. Живая ему твоя голова нужна. Садись-ка ты на коня, князь, скачи навстречу и обними брата с раскаянием.
Перевел князь взгляд на обступивших его нижегородцев. И ни в ком сочувствия себе не увидел.
— Дело тебе говорят, князь, ступай с повинной! — крикнул купец Никита Лодкин.
Воевода только голову опустил под вопрошающим взглядом князя. Ясно было, что на дружину надежды нет. Тут и князь Борис голову опустил с тоскливой усталостью.
— Не смущайся, князь, — ласково сказал отец Сергий. — В себе гордыню одолеть — главное сражение в жизни выиграть. Победишь ее — в Царство Небесное вступишь.
Князь поморщился, пожевал губами и тяжело вздохнул.
— Ну... ну, тогда благослови, что ли!
Отец Сергий широко перекрестил его и сказал громко:
— Бог да благословит тебя, во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.
Князь вскочил на коня и галопом помчался к Московской дороге.
Игумен повернулся к толпе:
— Антоний, именинник, ты где?
— Здесь я, батюшка, — послышался радостный отклик.
— Бери ключи, беги, храмы открывай, пора обедню начинать...
— Вот такая, деточки, история.
Теперь все смотрели на замок.
— А потрогать можно? — спросил Петя. — Не дергай меня, — он недовольно глянул на брата Павла, — что я плохого сказал?
— Конечно, можно, — Игнатий Пудович сам подал замок Петюне. — Даже нужно. Как же, быть рядом с такой святыней и в руках не подержать! И даже откроем, механизм посмотрим. Хитрый механизм, никакой отмычкой не открыть, только ломать. Да и то... это ж тот самый, которым Преподобный Сергий Спасо-Преображенский собор закрывал. Потом сторож Антон его у себя хранил, а потом он перекочевал в дом моих предков, это сто пятьдесят верст от Нижнего в сторону Москвы. Ну, а когда отец переехал ближе к Москве, спасаясь от коллективизации, все святыньки с собой и взял. Ну и моих добавилось.
— От кого спасаясь? — переспросил Петюня.
— От коллективизации, когда в колхозы загоняли, храмы закрывали да взрывали, справных крестьян-хозяев в тундру угоняли. Были такие времена на Руси и совсем недавно. О них, Бог даст, тоже расскажу когда-нибудь, о тех временах тоже многие святыньки напоминают.
— Уй ты, сколько наворочено, — восхищенно воскликнул Антон, когда открыли заднюю крышку замка. Действительно, всяких пружинок, колесиков, проволочек было великое множество.
— Надо же, — продолжал удивляться Антон, — неужели тогда так умели?
— А почему же им не уметь? — теперь удивился Игнатий Пудович.
— Ну, тогда же люди глупее были.
— Вот те раз! С чего же бы им быть глупее? Человек каким был со времен Адама, таким и остался. Да и... можно сказать, — Игнатий Пудович смешно почесал бороду и улыбнулся, — что сейчас человек глупее стал, чем тогда, когда замочек этот делал, и улыбаться
