следующего дня.
– Вален? – позвал он дрожащим голосом.
Никто ему не ответил.
На ватных ногах он обошел квартиру. Заглянул даже в шкаф-купе. Пусто. Валена не было. О том, куда он делся, Ник старался не думать. Он ждал до вечера. Потом до следующего утра. Вален так и не вернулся.
Под вечер ему пришло в голову поискать документы Валена. Паспорт и еще пара бумажек лежали в серванте, где Вален их обычно хранил. Там же осталась и довольно большая сумма денег…
Хозяин ломбарда ждал звонка от сына. Ник иногда забывал звонить, но так надолго он не пропадал. Отец забеспокоился, тем более что в последние дни голос сына казался ему, мягко говоря, не таким, как всегда. Работу охранника Ник забросил: он перестал испытывать нужду в деньгах.
– Задурил парень, – с досадой подумал Пантелеймон Андреевич. – Может, влюбился?
По дороге в ломбард он заехал к Нику. На звонки никто не открыл.
– Наверное, у подружки, – усмехнулся отец. – Что ж… дело молодое.
Вечером он снова заехал к Нику. С улицы было видно, что в комнате горит свет. Слава Богу! А то уже всякие мысли в голову полезли. Теперь он точно знал, что Ник дома, и звонил настойчивее, а потом просто стал стучать по двери кулаком и кричать:
– Коля! Коля! Это папа! Открой, прошу тебя!
Стали открываться двери соседних квартир, но Пантелеймон Андреевич не обращал на это никакого внимания. В другой раз он бы, пожалуй, подумал о том, что это неприлично, – но сейчас ему было все равно. Кто-то посоветовал выломать дверь, кто-то – вызвать милицию. К счастью, экстренные меры не понадобились. Совершенно неожиданно дверь в квартиру открылась, и на пороге появился бледный, как стена, Ник с пустыми глазами. Он просто рухнул в объятия отца, который с трудом дотащил его до дивана в холле. Через полчаса, отчаявшись привести сына в чувство, Пантелеймон Андреевич вызвал «скорую помощь»…
В больнице Ник не отвечал на вопросы, оставался ко всему безучастным, от еды отказывался. Пантелеймон Андреевич вызвал знакомого психиатра, который затруднялся поставить диагноз и посоветовал поместить парня в неврологическое отделение. Там будет и присмотр, и уход. А остальное сделает время.
На том и порешили.
В больнице Ник плакал по ночам. Он чувствовал себя виноватым в том, что никому ничего не сказал про Валена и подвал. Может быть, другу еще можно было помочь? Хотя сам Ник в это не верил. От призрака не спасешься! Призрак расправился с Валеном, а теперь возьмется за остальных…
Иногда на Ника снисходило просветление, и он начинал рассуждать здраво. Вдруг это никакой не призрак, а просто земля обвалилась в подвале? Ник слышал, что такое бывает. Тогда его привлекут к уголовной ответственности, как не оказавшего помощь в критических обстоятельствах. Куда ни кинь, – Ник кругом виноват. Так он сам думал. И молчал.
ГЛАВА 13
Возвратившись из Ялты, Валерия еще пару дней отдыхала, валялась в постели до полудня, читала. Приезжал Евгений, внезапно, без звонка. Привозил шампанское, конфеты, – мирился. Размолвка была забыта, он даже остался у нее на ночь.
Утром собрался, сказал, что поедет домой, выведет на прогулку Рембо, потом ему нужно в ломбард. Ему захотелось поговорить с Пантелеймоном Андреевичем о рубине: может быть, что-то прояснится.
Медленно двигаясь в потоке машин, он рассеянно смотрел по сторонам, размышляя то о своих отношениях с Валерией, то о человеке, который крутился у двери его квартиры… Внезапно он приметил красный «вольво», который резко взял вправо и затормозил вплотную с машиной Евгения.
«Что он делает? Так и до аварии недалеко!»
Водитель с бесцветными глазами чуть кивнул Евгению и скривился одним уголком рта. Нарушая всякие правила, он рванул вперед, промчался на красный свет и исчез вдали. Евгений вытер разом вспотевший лоб. Сердце колотилось, отдаваясь в горле. Неужели это
Впервые в жизни Евгений входил в подъезд своего дома с опаской. На площадке, прежде чем открывать квартиру, он осмотрелся. Все как всегда: тихо, чисто, гулко. Преодолевая желание поскорее захлопнуть за собой дверь, Евгений вошел, снял туфли в прихожей…
– Рембо!
«Где же собака? Почему не встречает? Совсем обленился, балбес», – подумал он беззлобно.
Он чувствовал себя в квартире чужим. Как будто он зашел в гости, где его не ждали. Расстроенный и уставший, Евгений тяжело опустился в кресло и закрыл глаза. Внутри нарастало волнение. Он поморщился. Может, выпить сердечных капель? Или лучше коньяку? Вставать было лень. По жилам разлилась слабость…
В комнату скользнули двое мужчин, одетых в одинаковые черные джинсы и футболки. Евгений не удивился. Галлюцинации начинали становиться для него чем-то привычным. Он закрыл глаза, потом открыл. Двое стояли посредине комнаты и смотрели на него.
– Где серьга? – низким и хриплым голосом спросил один из них.
Евгений ничего не ответил. Он вдруг увидел себя как бы со стороны… мертвым и холодным, безразличным ко всему. На светлых стенах была кровь, алая, как рубин, которым он так часто любовался…
– У меня ее нет, – ответил он, слыша свой голос издалека, тихий и блеклый.
– Как это нет?! Куда ты ее дел?
– Потерялась…
Двое недобро переглянулись.
– Потерялась, говоришь? Где? Мы сходим, поищем.
– Вывалилась из кармана…
Ничего глупее он в жизни не говорил. Двое с трудом сдерживались.
– У него карманы дырявые, – сказал один парень в черном другому. – И что, ты не искал? – обратился он к Евгению.
– Искал, но не нашел…
Это их доконало. Они придвинулись почти вплотную, нависли над его головой.
– Сейчас найдешь! – голос не предвещал ничего хорошего.
Но, как ни странно, Евгению было совершенно не страшно.
– Говори, где серьга. Проживешь подольше на полчаса.
Они его пугали, не понимая, что ему абсолютно все равно. Он, Евгений, был уже мертв. И ничто в этом мире не могло больше внушить ему страха. Ему только было жаль этой квартиры на Кутузовском, прекрасной мебели, Валерии… Когда еще удастся встретить такую красивую женщину? Мама одна останется… Рембо… Как же так? Почему? За что?
Евгений больше не замечал этих двоих, вторгшихся в его замкнутый мир. Вся сцена казалась ему дурно разыгранным фарсом.
– Ребята, у вас плохой вкус…
Это были последние слова, которые он сказал в жизни.
Из ствола с глушителем, направленного на него, вырвались дым и пламя. Это выстрелы? Но почему он их видит? Ведь он же мертв, а мертвые не могут видеть. Но он продолжал смотреть, как его тело вздрагивает от попадания пуль, сползает… как на дорогой ковер, на светлые стены брызгает что-то густое и красное… много красного… Неужели это кровь? Его кровь?.. Господи, он никогда не думал, что ее так много… Очень много красного…
Поздний звонок застал Валерию в постели, за чтением. Она решила не брать трубку, но кто-то звонил и звонил.
– Алло…
На том конце связи раздались сдавленные рыдания Софьи Иосифовны.
– Женечку убили! – она повторяла и повторяла эту фразу, не в силах переключиться ни на что другое. – Женечку уби-и-ли-и! Женечку…
Рыдания перешли в истерику.
– Софья Иосифовна, как это случилось?
Валерии пришлось несколько раз повторить свой вопрос, пока она добилась вразумительного ответа. Софья Иосифовна была в гостях у приятельницы, заболталась допоздна, и решила не ехать домой, а пойти ночевать к сыну. У нее были свои ключи от квартиры Евгения, потому что она приходила туда убирать и готовить еду, а также гулять с собакой, когда хозяина не было дома.
– Тут все перевернуто… – рыдала она. – Сейф взломан. Собаку убили! Я ее нашла в ванной. А Женечка… страшно смотреть… Всюду кровь… всюду…
– Вы милицию вызвали? – Валерия была странно спокойна: она просто не осознавала до конца, что произошло.
– А?.. Милицию? Нет, не вызывала… Я в «скорую помощь» позвонила. Может быть, еще… Женечка… сыночек мой…
– Вызывайте милицию, я сейчас приеду.
Валерия лихорадочно начала одеваться, ее била дрожь. Она плохо соображала, что делает. Потом не могла вспомнить, как добралась до квартиры Евгения. Ночь, темень… Кажется, брала такси. Дверь открыла заплаканная Софья Иосифовна, которая сразу же повисла на Валерии и потеряла сознание. Приехавшая «скорая» оказала помощь женщинам. Евгению медицина уже была не нужна…
Валерии казалось, что картина, которую она увидела в гостиной, где лежало тело, будет преследовать ее всю жизнь. Как много, оказывается, в человеке крови!..
Она смутно помнила, что было потом. Кто-то суетился, какие-то люди, соседи… Валерию расспрашивали, она что-то отвечала. Софья Иосифовна плакала. Никто ничего толком не видел. Из вещей почти ничего не пропало. Валерия не знала, сколько и чего было у Евгения, Софья Иосифовна тоже. Сын не посвящал ее в свои дела, она только вела хозяйство.
Все последующие дни – похороны, поминки, кладбище – прошли, как во сне. Софья Иосифовна похоронила сына рядом с его отцом, там еще осталось место и для нее.
У Валерии началась самая настоящая депрессия. Кашель обострился. Она вызвала врача, взяла больничный. Но это не помогло. Пришлось выходить на работу. В разгар занятий у нее начинались ужасные приступы кашля, приходилось выбегать в коридор, глотать таблетки, долго приходить в себя. Аппетит пропал, сон
