показывают по Второму каналу, в новостях о пожарах, перестрелках, арестах наркоманов, беспорядках.
— Эй, Хрущев, будешь бифштекс? — говорит дядя Брам, подавая тарелку. — Или ты предпочел бы помои, какие едят русские? Я дрался с красными в Корее, чтобы малыши вроде тебя могли есть бифштексы.
— Отстань от него, — вмешивается дядя Вим, один из самых любимых родственников Конрада.
Когда на следующее утро Конрад просыпается, папа сидит у него на постели с таким выражением на лице, от которого у мальчика всегда теплеет на душе, он чувствует, что его высоко ценят и в то же время испытывают. Билл говорит:
— Ты хотел велосипед. Я подумал, что сегодня можно было бы купить…
— Спасибо!
— Позавтракаем оладьями с черникой в «Атинз дайнер». Потом отправимся в «Байк-сити», присмотрим тебе велик — легкий-легкий и такой быстрый, чтобы в следующий раз я за тобой в Центральном парке не смог угнаться.
Через час отец и сын в большом «бьюике» едут на север по Шестой авеню в сторону моста Трайборо и «Байк-сити» — сказочного, на взгляд Конрада, места, где продаются почти все двухколесные конструкции, известные в цивилизованном мире. Однако вместо «Байк-сити» папа сворачивает в Гарлем — мимо 125-й улицы, мимо винных магазинов и похоронных бюро, — потом выезжает на Стоу-Драйв и останавливается на заваленной булыжниками парковке, возле обгоревших многоквартирных домов.
В пол-одиннадцатого утра так жарко, что дюжина мальчишек и девчонок носится под струей, бьющей из поливающего улицу водоразборного крана. Капли воды сверкают на ярком солнце, брызгают на покосившийся грузовик у обочины, ободранный и заброшенный.
На улице сто градусов по Фаренгейту,[8] и в прогнозе обещали новые температурные рекорды. Кондиционер выключен, в машину проникает влажная жара. Конрад опускает стекло. Из-за проблесковых маячков на крыше дети держатся от машины подальше.
— Папа, зачем мы здесь?
— Просто посиди, дружок.
— Можно включить кондиционер?
— Не сейчас, начальник.
Конраду уже случалось сопровождать папу на работу, бывать на месте преступления. В будни он часто проводит вторую половину дня в Полис-плаза, 1, где считается кем-то вроде полицейского талисмана. Он не чужой в Гарлеме, но не очень понимает, зачем они приехали сюда сегодня, когда не нужно раскрывать преступлений.
Потом папа заводит машину, нажимает кнопку электростеклоподъемника. Струя прохладного воздуха омывает Конрада, а «бьюик» едет прочь из Гарлема, на север и наконец вплывает на огромную парковку мечты всех детей — торгового центра «Байк-сити» в Бронксе. И папа выбирает велосипед: сверхлегкая алюминиевая рама, выкрашенная блестящей черной краской, переключатели передач «Сан-тур», амортизатор и — самый писк — пятнадцать скоростей.
Это не просто велосипед. О таком мечтает любой мальчишка. Сел на него — и можно представить, что ведешь болид на гонках в Индианаполисе, гонишься за бандитами, сражаешься со звездолетом Чужих или мчишься на велике по небу, как мальчишки в фильме «Инопланетянин».
— Нравится, Конрад?
— Он лучше всех!
— Мы можем купить эту машинку или… — говорит папа, к разочарованию сына отходя от кассы и сворачивая в другой проход, — …«пежо», который стоит вдвое дешевле. Тогда мы сможем купить два велосипеда и отдать один кому-нибудь из детей у того крана. Или какому-нибудь другому бедному ребенку, вроде твоего приятеля в парке.
Конрад хмурится.
— Или, — продолжает папа, направляясь к другому стенду, — мы можем купить «рейли», который стоит втрое меньше первого велосипеда, и купить два велосипеда для других детей, или, если хочешь, поедем в магазин попроще, купим десять уцененных моделей и отдадим девять. Выбирать тебе. Я сегодня решил, так или иначе, потратить определенную сумму. Расходы запланированы.
— Я не знаю тех ребят.
— Все для тебя — или делимся?
Конрад понимает, что все всерьез. Отец хочет испытать сына.
— Папа, что мне делать?
— Решай сам.
— Это к тому, что я спросил вчера?
— Это к тому, чтобы понять, кто ты есть.
— Один для меня. Один для другого мальчика, — решает Конрад. — Это правильный ответ?
— Зачем спрашивать меня? А, например, десять велосипедов для других ребят и ни одного для тебя? У тебя уже есть «швинн».
— Я хочу вот этот. — Конрад доволен решением. Гора с плеч. Хотя он неуверен, правильно ли все понял. — Объясни, — просит он, желая угодить Биллу.
— Когда-нибудь нас с мамой не станет. Надеюсь, такого не случится еще много лет. Но когда случится — дом будет принадлежать тебе. Ты станешь главой семьи. Все будут рассчитывать на тебя, и только ты сможешь найти баланс между тем, что хотят другие, и тем, чего хочешь ты. У тебя есть больше, чем у других. Если ты не наделаешь глупостей, у тебя, вероятно, всегда будет больше, и это делает тебя не таким, как все. Не лучше. Просто не таким. Однако твои желания не всегда будут совпадать с их желаниями, несмотря на то что ты их любишь и захочешь осчастливить.
Не прошло и года, как родители погибли в авиакатастрофе.
Воорт вспоминает о велосипедах, выезжая на своем «ягуаре» из тоннеля Мидтаун и направляясь на восток против потока почти в час пик, в сторону городских предместий, туда, где Лонг-Айленд соединяется с Куинсом. Здания здесь ниже. Пробки рассасываются, но и очарование исчезает. Воорт минует большое кладбище, фабрику канцтоваров, фабрику застежек- молний и депо Лонг-Айлендской железной дороги. Город — это страна в миниатюре. И сейчас он в ее сердце. Куинс — это Айова или Висконсин Нью-Йорка.
«Что мне делать с Микки?»
Напарник сейчас на втором этаже особняка — отсыпается после попойки.
Воорту не хватает общества Микки. Его грубости. Несмолкаемой болтовни. Саркастических комментариев, которые он отпускает по поводу всех новостей по радио, всех выступлений политиков, всех отговорок подозреваемых и половины решений, которые Воорт принимает в личной жизни.
«Просто дай ему еще пару недель, Камилла».
Но на самом деле Микки все быстрее катится вниз.
Прямо сейчас лучший друг, нетвердо держась на ногах, спускается на кухню, где рассерженная невеста Воорта собирает ленч, чтобы взять с собой на лодочную станцию.
«Мне сейчас надо думать о Колине Минсе».
Воорт сворачивает с Лонг-Айлендской автострады возле Парковой магистрали Литтл-Нек. Город превращается в пригород. Красивые, большие дома с зелеными газонами и зелеными изгородями; дубы заслоняют от света ухоженные улицы. На остановках дети ждут автобусы, которые отвезут их в государственные или частные школы. По спортивному радиоканалу звезда тенниса Амит Амос говорит об Открытом чемпионате США, который скоро начнется в Форест-Хиллз.
Следуя указаниям Хейзел, Воорт петляет по улицам, сворачивает в сторону торгового бульвара Норзерн и разыскивает квартал ухоженных обшитых вагонкой домов позади одноэтажных магазинов, выстроившихся вдоль главной улицы Литтл-Нек. Эти недорогие домики образуют буферную зону, отделяющую бары и продовольственные магазины от расположенных в глубине более богатых домов.
Остановившись возле дома 21 по Грейди-плейс, Воорт рассматривает почтовые ящики. Надпись «КОЛИН МИНС» относится к квартире наверху. Внизу, по словам Хейзел, живет сестра. У женщины, которая открывает на стук, такое же грушевидное лицо, как у трупа, и такие же пшеничные волосы. Светло-карие глаза, в которых при виде полицейского значка появляется испуг, широко расставлены, как и у утопленника. У женщины рыхловатое тело, как и у ее брата, — для Воорта такое сложение означает неправильное питание и отсутствие тренировок. Возраст — между тридцатью и сорока; грузное тело выпирает из мешковатых джинсов и лимонного топика, лишь подчеркивающего полные руки и обвисшую грудь. Узкие очки для чтения в красной пластмассовой оправе висят на шнурке.
— О Господи! Колин?
Воорт никогда не привыкнет сообщать о смерти, даже если прослужит детективом еще двадцать лет.
— Я — детектив Конрад Воорт.
По ее лицу текут слезы. Колени подгибаются, Воорт едва успевает подхватить тяжело осевшую женщину.
— Что-то случилось с Колином. — Плач Ребекки Минс слышен в наушнике «бродяги», наблюдающего за происходящим с другой стороны улицы. Крупный, сильный мужчина в грязной одежде жует «Эгг макмаффин», прислонившись к мусорному контейнеру в проулке за таверной «Шэмрок». Из укрытия хорошо виден дом Минса. «Бродяга» откладывает булку и прибавляет звук, чтобы слышать каждое слово.
— Возможно, это все-таки не ваш брат, — отвечает блондин, несколько минут назад подъехавший на «ягуаре».
«Что же это за коп ездит на такой тачке?»
Наблюдатель записывает в блокноте «Воорт» и делает пометку «Произносится похоже на „форт“». Ему все прекрасно видно, да и сидеть на солнышке — сплошное удовольствие.
Внезапно полицейский поворачивается — кажется, смотрит в его сторону, хотя на самом деле это не так.
Коп застывает, уставившись словно прямо на наблюдателя.
«Это невозможно. Он никак не может знать, что я здесь».
Коп заслоняет глаза рукой. Сердце наблюдателя колотится быстрее.
Коп медленно отворачивается и помогает Ребекке Минс удержаться на ногах.
«Разумеется, полиция должна проверить, нет ли утопленника в списке пропавших. Леон говорил, что ничего страшного, если появится какой-нибудь коп».
Но «бродяга» все равно записывает номер «ягуара», чтобы Леон выяснил номер карточки социального страхования. А уж зная НСС, можно быстро узнать о человеке вдвое больше, чем знает родная семья.
«Он так сюда смотрел, что меня в дрожь бросило».
Теперь в наушнике слышно, как коп пытается успокоить женщину — будто его это и вправду волнует. Повторяет, что, возможно, его визит не имеет никакого отношения к ее пропавшему брату, но он должен все проверить. Бла-бла-бла. Наблюдателю становится смешно. Коп спрашивает:
— Ребекка, вы не могли бы взглянуть на эти фотографии?
— Это он!
Она кричит так громко, что слушатель чуть не срывает проклятый наушник. Ее боль сливается с шумом уличного движения на бульваре Норзерн. Автобусы. Шорох шин по
