он присел на деревянную скамью, в самом конце, сиял шляпу и отер влажный лоб.
Страх за Калерию немного стих. Ведь она привыкла ко всему этому. За сколькими тяжелыми больными ходила там, в Петербурге. И тиф и заразные воспаления… мало ли что!.. Да и знает она, какие предосторожности стр.233 принимать. Наверно, и в ящике у нее есть дезинфекция.
Он мысленно употребил это модное слово и значительно успокоился. Под двумя липами, в прохладной тени, ему стало хорошо. Прямо перед его глазами шла аллея, а налево за деревьями начинался фруктовый сад, тоже запущенный, когда-то переполненный перекрестными дорожками вишен, яблонь и груш, а в незанятых площадках — грядами малины, крыжовника, смородины, клубники.
Его хозяйственное чувство проснулось. Всякие такие картины заброшенных поместий приводили его в особого рода волнение. Сейчас забирала его жалость. К помещикам-крепостникам он из детства не вынес злобной памяти. В селе Кладенце «господа» не живали, народ был оброчный; кроме рекрутчины, почти ни на чем и не сказывался произвол вотчинной власти; всем орудовал мир; да и родился он, когда все село перешло уже в временнообязанное состояние. Не жалел он дворян за их теперешнюю оскуделость, а жалел о прежнем приволье и порядке заглохлых барских хозяйств. К «купчишкам» — хищникам, разоряющим все эти старые родовые гнезда, — он еще менее благоволил. Даже и тех, кто умно и честно обращался с землей и лесом, он не считал законными обладателями больших угодий. Нужды нет, что он сам значился долго купцом и теперь имеет звание личного почетного гражданина: «купчиной» он себя не считал, а признавал себя практиком из крестьян, 'с идеями'.
Фруктовый сад потянул его по боковой, совсем заросшей дорожке вниз, к самому концу, к покосившемуся плетню на полгоре, круто спускавшейся к реке. Оттуда через калитку он прошел в цветник, против террасы. И цветника в его теперешнем виде ему сделалось жаль. Долгие годы никто им не занимался. Кое-какие загрубелые стволы георгин торчали на средней клумбе. От качель удержались облупленные, когда-то розовые, столбы. На террасе одиноко стояли два-три соломенных стула.
Дальше когда-то отгорожено было несколько десятин под второй фруктовый сад, с теплицами, оранжереями, грунтовым сараем. Все это давно рухнуло и разнесено; только большие ямы и рвы показывали места барских заведений. стр.234
Теркин должен был вскарабкаться на вал, шедший вдоль двора, чтобы попасть к наружной террасе дома. Опять беспокойство за Калерию заползло в него, и он, чтобы отогнать от себя тревогу, закурил, сел на одном из выступов фальшивого крыльца, поглядывая в сторону ворот и темнеющих вдали изб деревенского порядка.
XVIII
Белый головной убор мелькнул на солнце. Теркин поднялся и быстро пошел к воротам. Он узнал Калерию.
Она тоже спешила к дому, но его еще не приметила из-за частокола.
— Ну, что? — запыхавшись спросил он по ту сторону ворот.
— Не хорошо, Василий Иваныч.
— Эпидемия?
Глаза ее тревожно мигали, дыхание было от ходьбы прерывисто, щеки заметно побледнели.
— Жаба… и сильно забирает.
— Дифтерит?
Слово вылетело у него порывисто. Она еще усиленнее замигала. Видно было, что она не хочет ни лгать, ни смущать его.
— Один мальчик до завтра не доживет, — выговорила она строго, и голос ее зазвучал низко, детские ноты исчезли. Блеснула слезинка.
— Значит, дифтерит?
— Я только у этих Вонифатьевых побывала. Там еще девочка… вся в жару. Горло захвачено, ноги разбиты. А мне сказывали, что еще в трех дворах…
— Но разве вы справитесь? Ведь надо же дать знать по начальству.
— Я и не ожидала такой неурядицы. Как заброшен у нас народ! Сотского нет — уехал далеко, на всю неделю; десятского — и того не добилась. Одни говорят — пьян, другие — поехал в посад, сено повез на завтрашний базар.
Урядник стоит за двадцать три версты. Послать некого… да он и не приедет: у них теперь идет выколачивание недоимок. стр.235
— А земский врач?
— В каком-то селе, — я забыла, как называется, тысячи две душ там, на самой Волге, — тоже открылось поветрие, — она не хотела сказать: 'эпидемия', — и еще сильнее забирает.
— Такое же?
— Сколько я поняла, что говорили бабы, тоже на детей.
— Как же быть? Да вы присядьте… Умаялись… Вот хоть на эти бревна.
Они оба присели. Она правой ладонью руки провела по своим волосам, выбившимся из-за белого ободка ее чепца.
— Знаете чт/о, голубчик Василий Иваныч: бабы ничего не умеют. Пойдем к той женщине… вон у людской, которая нас встретила. Она теперь свободна. Я ей заплачу.
— Забоится, не захочет.
— Попробуем.
— Хотите, я схожу?
— Нет, я сама.
Ей не сиделось. Они пошли к домику. Теркин палкой постучал в угловое окно и поднялся вместе с Калерией на крылечко.
Вышла женщина. Калерия объяснила ей, в чем дело.
— Хорошие деньги можешь заработать, — прибавил
Теркин.
— Чего Боже сохрани — еще схватишь. Жаба, слышь. У Комаровых мальчонку уж свезли на погост, третьегось.
— У тебя, матушка, дети, что ли, есть?
— Как же, сударь, двое. Я и то их на порядок-то не пущаю.
— Десять рублей получишь.
Женщина вскинула ресницами и поглядела вбок. Посул десяти рублей подействовал.
— Вы послушайте, — начала Калерия, — вас я не заставлю целый день около больных детей быть. Лекарство снести, передать кому что надо.
— Нет, сударыня, ослобоните. До греха не далеко. Мне свои дети дороже.
Она решительно отказалась.
— Ах, Боже мой!
Калерия громким вздохом перевела дыхание. стр.236
— Пойдемте, Василий Иваныч… надо же как-нибудь.
У ворот она его остановила.
— Я здесь, во всяком случае, останусь.
— Как, ночевать?
— Ежели не управлюсь… А вы, пожалуйста, меня не ждите. Сима уж наверно приехала, беспокоится. Пожалуйста!
— Оставить вас здесь? Это невозможно!
— Полноте! Меня не съедят.
— По крайней мере, мы за вами экипаж пришлем.
— Не нужно!.. Меня кто-нибудь проводит. Да я и не заплутаюсь.
— Это невозможно! — почти крикнул он и покраснел. -
