прислушивался к его чарующему голосу.
Друзья спустились с холма, и попали в спящий крепким сном Ланатвар — город фонтанов. Но и фонтаны уже спали, в них замерла вода, в каждом отражалась луна и ночные звёзды. В домах уже погасли окна, на вымощенных камнями дорогах не было ни души. Флимти и Фобди, обрадованные тем, что их никто не заметил, даже запели какую-то песенку. Но Венсалор их оборвала:
— Тихо!
Они тут же замолчали. Друзья спустились по широкой дороге, разделяющей Силмел на южный и северный. Они быстро миновали городские улицы и пошли вниз, рядом с Рогнорой. Тёплый летний ветер задевал невидимой рукой высокие луга. Покорные его воле, они сгибались каждым стеблем в почтительном поклоне, шепча ему что-то в ответ. Словно тёмные великаны раскачивались кроны дубов и тополей. Шагать стало веселей: Флимти и Фобди ушли вперёд, то и дело потягивая носами воздух. Среди сотен ароматов лета серый и рыжий пытались найти один единственный, и, наконец, им это удалось. Они остановились и обратились к Венсалор:
— Пора сворачивать вправо! — радостно сообщил Фобди.
Друзья перешли через реку: в том месте она была совсем мелкой и доставала Венсалор лишь до колен. Но течение было сильным и девушке пришлось по очереди переводить Флимти и Фобди, иначе вода сбила бы их с ног.
Южный Силмел славился своими лугами и плодородными землями. По правую сторону Рогноры местность была холмистой. Эти невысокие холмы покрывал плотный ковёр из трав. В поисках заветного цветка, друзья не раз спускались и поднимались, пока не вышли на ровный и обширный луг, усыпанный тысячами бело-голубых цветов, от которых исходило мягкое свечение.
— Варет зацвёл! — воскликнул Флимти. Белые цветы издавали нежное благоухание. Венсалор опустилась на колени и вдохнула пьянящий аромат варета. Она осторожно дотронулась до его лепестков: цветок был большой, похож на белую водяную лилию. Но лепестки варета были длиннее и немного уже, чем у лилии, а внутри цветка мерцала серебряная звёздочка.
— Жаль срывать такую красоту! — с сожалением сказала Венсалор, глядя на суетящихся рядом Флимти и Фобди: они уже сорвали несколько цветов.
— Поторопись, Венсалор! Рассвет не скоро, но ведь ещё надо венок сплести. Тем более в венке цветы не завянут. Сама же знаешь, что варет цветёт только одну ночь! — предупредил Флимти.
Дочь короля последовала их примеру, сорвала ровно двадцать четыре цветка, села на траву и начала плести венок. Флимти и Фобди плели венки быстро, но при этом кряхтели и громко ворчали. Венсалор сплела венок первой. Вскоре и Флимти с Фобди закончили свою работу. Они оба закрыли глаза и, надев на себя венки, загадывали желания. Венсалор невольно улыбнулась и тоже надела светящийся венок на голову. Больше всего ей хотелось, чтобы королева поправилась, и свадьба, о которой говорила Тивелин, никогда не состоялась: «Пусть случится что угодно, но сочетаться браком с Янлосом я не желаю!» — чуть слышно произнесла девушка. Она прикрыла рот рукой, чтобы не рассмеяться: Флимти и Фобди что-то бормотали, их забавные лица были напряжены до предела. Казалось, они загадывают не одно, а десяток разных желаний.
Пока её друзья были поглощены своими мыслями, Венсалор бесшумно поднялась и прошла по светящемуся лугу. На нём нельзя было долго оставаться: аромат цветов клонил в сон. Однажды, засидевшись рядом с цветами варета, они крепко заснули. Но это было давно и тогда им хорошенько влетело от Тивелин. Теперь же, когда Венсалор стала взрослой, ей просто не хотелось расстраивать королеву. Она побродила немного среди прекрасных бело-голубых цветов и, видя, что на востоке уже белеет небо, вернулась к Флимти с Фобди. Девушка нашла друзей по громкому храпу — они спали с таким довольным выражением на лицах, что она не стала их будить. Венсалор вновь села рядом, решив, что разбудит их с первым лучом солнца. Спать не хотелось, но прошло немного времени, и она, положив руку под голову, уснула крепким и глубоким сном.
На сладком лугу варета ей приснилась Свеламин, израненная и беспомощная, в каком-то тёмном водовороте. Она кричала что-то, но голоса её не было слышно. Венсалор увидела грозное кипящее море, над которым сверкали молнии. Вода была охвачена пламенем. Чёрные тучи над беснующимся морем сталкивались друг с другом и рождали новые ослепительные молнии.
Потом всё исчезло. Показалось солнце, но по-прежнему шёл дождь серебристой и блестящей пеленой. Она разглядела светлые тихие берега в золотистой дымке. Вскоре дымка рассеялась и где-то вдалеке она увидела изумительный город. Девушка не успела толком рассмотреть его, как яркое видение изменилось: опять стемнело, небо над головой стало серым. Ей казалось, что она вовсе не спит, а, проснувшись, смотрит в унылое небо. Но вдруг дочь короля заметила стремительно приближающуюся белую точку, тяжёлым камнем падающую вниз. Вскоре, Венсалор разглядела очертания громадной белой птицы. Девушка видела эту птицу и раньше, но она летала очень высоко и лишь раз опустилась ниже, чем обычно. Только сейчас ей удалось рассмотреть чудовище: это было подобие бледной птицы, с прочной, как у змеи чешуёй, с широкими мощными крыльями, на которых словно лезвия поблескивали плотно прижатые друг к другу перья, и уродливыми когтистыми лапами. Птица подлетела к Венсалор и придавила к земле. Перебарывая страх, девушка посмотрела на хищную отвратительную морду: она увидела скошенный лоб, большие, совершенно чёрные глаза с мутными зрачками и длинную огромную пасть. Чудовище тяжело дышало, из смрадной пасти несло падалью с примесью запаха железа: оно оскалило острые зубы, вываливая отвратительный синеватый язык. На лицо Венсалор полилась красноватая тягучая слюна. Только теперь, она заметила, что морда у этого существа по бокам вымазана кровью. Не в силах высвободиться из цепких лап, она почему-то закричала: «Свеламин! Свеламин!»
Это был сон, страшный и неясный. Проснувшись, Венсалор не сообразила, утро сейчас или вечер и с опаской огляделась. От быстро набегающих со стороны моря туч, небо стремительно чернело. Начинался дождь — крупные капли обрушивались на увядающие цветы и те бессильно покачивались от неожиданных ударов. Венсалор растолкала безмятежно спящих Флимти и Фобди. Те быстро проснулись, и, брезгливо морщась, побежали к старому дубу, одиноко стоящему неподалёку. Придерживая на головах венки, они бежали всё быстрее. Венсалор едва поспевала за ними. Дождь внезапно перешёл в настоящий безжалостный ливень. Вода с небывалой мощью обрушивалась на широкий дуб, но земля под его кроной оставалась сухой. Только редкие капли просачивались внутрь зелёного купола.
— Не люблю я такие ливни, — мрачно признёс Флимти, поправляя сползающий с головы венок.
— Это надолго! — ещё мрачнее ответил Фобди.
Венсалор молчала, наблюдая, как из-под плотной, холодной стены дождя, вверх от тёплой земли поднимался пар. Он был каким-то слишком густым, и, приглядевшись, Венсалор поняла, что это не только пар, но и дым, большими кольцами, возникающий прямо перед её лицом. Кольца проплывали мимо и исчезали в яростных струях дождя. Она перевела взгляд на Флимти и Фобди, те принюхивались и поглядывали на свою хозяйку. Венсалор сделала несколько шагов вокруг ствола дуба и ахнула: друзья здесь были не одни. Прячась от дождя, на противоположной стороне дерева, стоял старик. Он о чём-то сосредоточенно размышлял и курил длинную трубку. На нём была белая свободная одежда, такая же ослепительно белая, как его борода и волосы на голове.
Флимти и Фобди подошли к незнакомцу, но старик о чём-то глубоко задумался, что даже не заметил их. Тогда Фобди вежливо, но громко произнёс:
— Добрый день!
Старик медленно перевёл на него взгляд и усмехнулся в белые усы:
— День добрый, — ответил он, разглядывая Флимти и Фобди. Он выпустил очередную порцию дыма изо рта и повернулся к девушке.
— Дочь короля Тамверта? — спросил он, нехотя кланяясь, — Надеюсь, моя целебная мазь помогла твоей руке поскорее выздороветь? Рана была глубокой, но не опасной. Иногда улраты смазывают лезвия кинжалов и мечей ядом, но в тот раз тебе повезло. Яда в ране не оказалось, хотя… если лезвие и было бы отравлено, мне всё равно удалось бы тебя вылечить.
Венсалор вспомнила, о ком рассказывала Арродэа, когда её с Флимти и Фобди нашли у Агвиррета. В то время в городе-крепости гостил загадочный старец, который так и не назвал себя. Теперь же он стоял перед ней, опираясь на светлый деревянный посох.
