Для пассажиров в этот момент наибольшие перегрузки. То, что оторвались от земли, замечаешь только по изменению характера вибрации.
Когда включаются ПВРД – никак не разберешь. Включаются они во время работы ускорителя, но каких- либо толчков не происходит. Толчок происходит позже, когда ускоритель, отработав свое, отделяется от орбитального самолета.
Вот и я тогда сидел, уставившись в спинку кресла, в котором сидел наш доктор, и решал «увлекательную» задачу – когда же включатся ПВРД? Засеку или не засеку?
Не засек!
Вот начала падать перегрузка, а далее легкий толчок… и все!
Кстати, ни разу «вживую» не видел, как садятся те две части ускорителя «Молнии». У нас на ТВ это почему-то считается неинтересным. А зря!
Я раз видел съемку испытаний – это когда первую «Молнию» только-только сделали и, как у нас принято, испытывали по частям. Не видели? Весьма впечатляющее зрелище.
Обе части ускорителя синхронно и плавно выключают двигатели и почти сразу, как только исчезает огненный факел, соскальзывают назад. Синхронно отваливают каждая в свою сторону, так же синхронно раскрывают крылья. Дальше перестраиваются – одна впереди, другая чуть позади, и вот в таком строю так же синхронно заходят на посадку. Красиво садятся. Даже не сразу и верится, что делает это все автомат.
Ну а мы летим дальше.
Когда-то, когда все в космос летали на ракетах, подъем на орбиту занимал что-то около девяти минут.
«Молния» же разгоняется основательно и не спеша. Все это время сидим и скучаем. Но вот наконец импульс выхода на промежуточную орбиту, и наступает невесомость. Все! Можно вылезти из кресла и размяться.
Вылезли, размялись, посмотрели на Землю из окна пилота. Пока догоняли буксир, еще и пообедали.
Во время совместного обеда произошел забавный случай.
Подгребает ко мне бортинженер «Молнии» и говорит:
– Дело есть.
А сам смущается, как девица на первом свидании. Я заинтригован. А он вытаскивает из нагрудного кармана юбилейный рубль и протягивает мне.
– Вот, – говорит, – возьми с собой на Марс.
Я конечно обалдел, беру монету. Монета – «Сорок лет Победы».
Ну он и поясняет.
– Ты, – говорит, – его там оставь, чтобы мы после тебя его могли там найти и забрать. Мы, – говорит, – подали заявления всем экипажем на участие в Третьей.
Тут замечаю, что все притихли и смотрят на нас. Молча жму руку бортинженеру и командиру экипажа «Молнии» и торжественно обещаю, что их поручение выполню.
Слышу, как пилот «Молнии», оставшийся на верхней палубе, говорит:
– Спасибо!
Честно! Никаких сомнений не было, что именно так и будет.
Через два часа догнали буксир и причалили к нему. Тут уж я исхитрился и глянул на него в иллюминатор, а то все скучно: сидишь просто как дрова, и никаких особых впечатлений.
Ох и огромный же он!
На него навесили четыре дополнительных бака с водородом, чтобы наш корабль «подкинуть». А «подкинуть» его надо было очень высоко. Ему с нами предстояло выйти практически за орбиту Луны, сообщив нам вторую космическую скорость. Плюс еще наш корабль, который раза в три длиннее межорбитального буксира.
Тепло попрощались с экипажем «Молнии» и перешли на борт буксира.
Там нас первым встретил командир. Такой суровый, серьезный товарищ. Ну прям как Юра Чернов, только старше.
Только поздоровались, он и говорит:
– Завидуем мы вам, ребята, на Марс летите. Завидуем белой завистью.
Ну, наш командир тоже не промах. Говорит:
– Не завидуйте! Вы после нас дальше полетите!
Легкая рука у нашего командира. Как в воду глядел – тот самый командир того челнока, с тем же самым экипажем межорбитального буксира, сейчас командир экипажа в экспедиции на Цереру.
Через час от нас отстыковалась «Молния» и, пыхнув на прощание двигателем орбитального маневрирования, ушла по своим делам – довозить до адресата свой основной груз – двадцать тонн чего-то там весьма кому-то нужного на одной из наших ОС… А может, и не наших. Западники, как вы знаете, часто наши челноки для извоза подряжают. Наши, говорят, дешевле берут, чем их родные фирмы.
На проверку и запуск систем корабля ушли сутки. Пролетели эти сутки как один час. И вот наш межорбитальный буксир сходит с орбиты и начинает нас разгонять. Тяжело разгонял. Долго. У него ЯРД[5] старенький. Еще далеко не тот, что наши семьдесят – всего-то тридцать пять километров в секунду на импульс. Наверное, ни разу до этого ему такое делать не приходилось. Все это время сидим каждый на своем месте. Смотрим, что творится. Тут мы уже не «мебель», как на «Молнии», – системы корабля включены, и это наш корабль. Мы участники процесса и активные наблюдатели. На мониторах наблюдаем за расстыковкой с буксиром и его последующими эволюциями. Он со своими здоровенными баками очень хорошо виден.
Вот он величаво разворачивается… выдает боковой импульс ухода. Это чтобы под наш выхлоп не попасть. Уходит все дальше в сторону и наплывает на Землю. Земля уже заметно съежилась. Уже не тот огромный голубой океан облаков, а все уменьшающаяся половинка круга, подсвеченная солнцем. Но и тут довольно далеко отошедший буксир теряется на ярком фоне.
Когда он только от нас отстыковался, мы были еще далеко внутри орбиты Луны, но так как он израсходовал почти весь запас рабочего тела – водорода, – ему по инерции предстояло вылететь далеко за ее пределы и по длинному эллипсу завернуть к Луне.
Вырулить к Луне у него еще водорода хватало, а вот к Земле – нет. Слишком глубокий гравитационный колодец.
Вижу легкую вспышку на том месте, где он примерно должен находиться.
– Все! Пошел к Луне, – замечает наш доктор Цай Мин Нэн.
– Ему понадобится перезагрузка реактора после такой работы, – подает голос геолог Узнадзе. – Как думаешь, его у Луны перезарядят или дальше к Земле отправят?
– Скорее всего к Земле отправят. Дозаправят водородом и отправят, – отвечаю я, но тут начинается наш основной старт, и я с головой ухожу в работу.
– Главный реактор пуск!
– Есть пуск!
Указатель потока нейтронов в реакторе шустро ползет вверх. Когда он доходит до нужной отметки, следует другая команда:
– Зажигание!
– Есть зажигание!
Это значит, что в реакторе водород уже достиг состояния плазмы и начал свою бешеную карусель с частичками плутония.
– Поля? пуск!
– Есть поля пуск!
Это электрическое и магнитное поля взяли в тиски набирающую температуру плазму и надежно изолировали ее от стенок реактора.
И наконец:
– Старт!
Водород широким потоком хлынул в камеру реактора. Тут же невесомость сменяется весом. Почти нормальным.
