Рюкзак при этом чуть просел. Теперь груз распределялся правильно – большая часть на пояс, а меньшая на лямки. Лямки при этом больше держали рюкзак у спины, чем опирались на плечи. Для надежности Михаил защелкнул верхнюю пряжку, соединяющую лямки. Потом для контроля попрыгал и помотал осторожно рюкзаком. Чтобы не задеть прохожих, он отошел еще дальше к стене. Сидел рюкзак хорошо, вот только какая-то заплутавшая банка консервов уперлась после всех утрусок куда-то под лопатку. Давила ощутимо. Если идти далеко, синяк будет.
Михаил задумался: то ли переложить верх рюкзака, то ли плюнуть и, не теряя времени, топать домой? Эта банка заняла его внимание настолько, что он далеко не сразу заметил, что люди не идут, а стоят на тротуаре и дружно смотрят в одну сторону, что-то возбужденно обсуждая. Лишь немногие из них продолжали движение. Видимо, куда-то очень спешили. Он тоже спешил, поэтому не стал особо разбираться, куда «эти бараны» так уставились.
Михаил попробовал было протискиваться между стоящими людьми, но вскоре и ему стало любопытно, куда это вся толпа так пялится. Он поднял глаза к небу… и обомлел. Лицо вытянулось, а челюсть сама собой отвалилась.
Далеко, над окраиной города, в ночном небе, переливаясь всеми цветами радуги, висела… «летающая тарелка».
Выглядела она классически – более выпуклый верх и почти плоский, лишь слегка выпирающий низ. Она висела на фоне низких облаков и, казалось, медленно вращалась вокруг своей оси.
Или действительно вращалась, или такой эффект создавали переливы радужного сияния, из которого она, казалось, была соткана.
Несколько минут Михаил тупо пялился на зрелище вместе с остальными. Но как только он стал к нему привыкать, так тут же стали появляться и трезвые мысли.
«Во-первых, выглядит эта «тарелка» изрядно нереально. Как призрак. Даже на таком расстоянии она кажется прозрачной… Такое зрелище можно было создать с помощью хорошего прожектора или системы прожекторов, расположенных на земле. Тем более что есть куда проецировать – низкая плотная облачность.
Во-вторых, эта хрень что-то мне напоминает…»
Михаил упер правую руку в бок, а левой принялся яростно скрести подбородок, лихорадочно соображая. Он даже и думать забыл про злосчастную банку консервов, которая явно вознамерилась надавить на спине хороший синяк.
Но соображать очень мешала возбужденная толпа.
Она все прибывала. Люди, услышав, что творится на улице, выбегали из дверей магазинов и останавливались глазеть на невиданное чудо.
Началось даже стихийное обсуждение природы зрелища. Можно было услышать всякие комментарии, от вполне здравых до весьма шизоидных. Наименее шизоидная и наиболее распространенная версия была, как и следовало предполагать, – «инопланетный космический корабль».
Наиболее шизоидной была версия, которую толкала визгливым голосом какая-то кликуша лет тридцати пяти. В ее монологе было намешано все – от Бога и ангелов до такого, что у стоявших рядом с ней и слышавших ее уши вяли. Явно больной на голову человек. Прислушиваться к ее бреду никто не желал, но, не обращая на это внимания, она все более и более распалялась. Видимо, заразившись общим настроем, она теперь слушала только себя одну. Окружающие же опасливо от нее отступали, пока вокруг нее не образовалось обширное пустое пространство.
Даже на проезжей части постепенно стало застывать движение. Те, кто был поближе к местам, где можно было припарковаться у обочины, сворачивали, останавливались, высыпали наружу и присоединялись к толпе.
Михаил мотнул головой, освобождаясь от общей ошизиловки, и продолжал размышлять:
«Так… Где примерно эта «тарелка» может висеть? Над чем? Что у нас в той стороне?
Я стою и смотрю вдоль проспекта. Он упирается в театр… Не то!.. Далее заводские корпуса, а в них…»
Догадка заледенила душу. Внезапно то, что он видел над городом, и то, что он когда-то слышал от Юрия, соединилось в одно. Более того! Ведь ИМЕННО СЕГОДНЯ Юрий собирался вместе с Николаем произвести тестовый пуск эмиттеров.
«Как это могло вылететь из головы?!»
Удивление зрелищем сменилось страхом и яростью.
«Какая, к чертям, «летающая тарелка»! Это же наш Шар! Бляха-муха!!! – Михаил схватился за голову. – Эти балбесы всех нас раскроют!»
Михаил утробно зарычал, выскочил на обочину дороги и тяжело побежал между остановившимися автомобилями в сторону «летающей тарелки».
Бежать было далеко и тяжело. Нещадно и все больнее колотила в спину банка. Это прибавляло Михаилу ярости и обиды на то, что все вот так скоро может закончиться глупым общегородским скандалом.
Просчитать последствия было легко: люди сопоставят то, что видели наблюдатели в разных районах города. Взяв простейшую карту города и прочертив направления, по которым наблюдатели видели «тарелку», неизбежно выйдут на здание цеха, где собрана установка.
Придут и начнут задавать совершенно дурацкие вопросы.
Хорошо, если придут просто зеваки и ушибленные идеей «пришельцев» уфологи. А ведь запросто могут притащиться и представители милиции, и из местной госбезопасности – ФСБ…
На улице Деникина, 36, Борис Ефимович вел оживленную дискуссию с продюсером. Дискуссия была тупейшая, как и все дискуссии, касавшиеся денег, контрактов и всего того, что так любят все торгаши мира. Но так как это было необходимо, Борис Ефимович терпел ее как неизбежное зло. Терпел, тщательно разбирая тонкости, стараясь исключить все мелочи, что могут впоследствии поставить его и всех его товарищей по ансамблю и театру в положение рабов этих самых торгашей от искусства.
Дискуссия затянулась и становилась в тягость. Телефонный звонок Каменский воспринял как божественное спасение и, как утопающий за спасательный круг, не преминул за него уцепиться.
– Да! – как можно более радостно и доброжелательно произнес он в трубку.
Продюсер заткнулся и вопросительно посмотрел на Бориса Ефимовича. Каменский сделал успокоительный жест рукой и принялся слушать то, что ему до крайности возбужденным голосом говорил по телефону собеседник. По мере того как до Бориса Ефимовича доходило то, что говорилось, улыбка сползала с лица, сменяясь сильным удивлением.
– Подожди, не тарахти! – не вытерпев потока слов, остановил он собеседника. – Говоришь, прямо сейчас?
Собеседник снова затараторил что-то, что продюсеру слышно не было.
– На север? И хорошо видно? – снова прервал того вопросом Борис Ефимович.
Еще целый поток словес.
– Угу, сейчас выгляну, – сказал он под конец и с озадаченным видом положил трубку.
– Что-то случилось? – озабоченно спросил продюсер, наблюдая за тем, как Борис Ефимович вскочил из кресла и направился к серванту.
– Да вот, говорят, что к нам в гости инопланетяне пожаловали.
– Что за чушь? – осторожно рассмеялся продюсер, не зная как это воспринимать: как шутку или как серьезное утверждение.
– Вот сейчас и увидим, – сказал Борис Ефимович, беря с полки широкопленочный фотоаппарат «Москва». – Если это не розыгрыш, то еще и заснимем.
Борис Ефимович быстро проверил наличие пленки и сколько кадров отснято. Закрыл футляр и направился к выходу. Ничего не понимающий продюсер отложил бумаги и заторопился следом. Бросился было к парадному, но увидел, что Каменского там нет. Вскоре оказалось, что Борис Ефимович пошел в противоположную сторону – к выходу во внутренний дворик. Это продюсер определил по тому, как хлопнула дверь черного хода.
Не надевая шубы, как был, в свитере, Борис Ефимович вышел во двор и огляделся. Прямо перед ним открывалась феерическая картина здоровенного радужного диска, застывшего над давно выпотрошенными
