комиссия сочтет необходимым для вашего лечения.
— Вот спасибо! Я сегодня же позвоню и узнаю, когда комиссия принимает.
Очевидно, мой обморок произвел большое впечатление. Он случился в марте, а в апреле я была уже в Ессентуках в санатории по путевке, купленной для меня ФЗК.
Я уже раньше приезжала в Ессентуки и под наблюдением амбулаторного врача принимала грязевые ванны и пила лечебную воду.
Приехав в санаторий, я была приятно поражена комфортом и хорошим обслуживанием больных. Меня поместили в большой светлой комнате для двоих. В комнате были две кровати, зеркальный шкаф для одежды, письменный стол, большой персидский ковер на полу. Для общего пользования и отдыха в санатории есть две большие комнаты для отдыха с удобной мягкой мебелью, библиотека, биллиардная, просторная столовая с отдельными столиками на два-четыре человека, на столиках живые цветы. Пища строго диетическая, для меня все вареное и большею частью размолотое. Вместе со мною в комнате поместили молоденькую работницу Трехгорной Мануфактуры из под Москвы, Люду.
Каждый второй день больных осматривал врач. Так называемые 'лечебные процедуры' занимают большую часть дня. Перед каждой едой нужно ходить пить лечебную воду к источнику, потом каждый день грязевая или серная ванна, после которой получасовой отдых в здании грязелечебницы. Кроме того, почти все женщины сами прописывали себе дополнительную 'процедуру' перед сном: ходить умываться к источнику красоты. Вода в этом источнике содержит много серы и употребляется по предписанию врача как легкое слабительное; было, однако, известно, что если умываться этой водой каждый день, особенно на ночь, то кожа делалась нежной и красивой, а прыщи и тому подобные недостатки исчезали. Каждый вечер, приготовясь ко сну, женщины санаториев, а иногда и мужчины, в халатах бежали к источнику красоты умывать себе лицо, шею и руки.
Я с большим удовольствием ходила в грязелечебницу; кроме лечения, мне нравилось само здание. Лечебница была построена незадолго до войны и революции, в то время, когда в России были деньги и при отделке зданий не соблюдали режима экономии. После ванны я любила лежать в зале для отдыха и рассматривать барельефы, изображающие сцены применения грязелечения в древнее время, в Египте, Израиле, Греции и т.д.
Главным развлечением санаторных обитателей был флирт. К сожалению многих, в санатории соблюдается очень строгая дисциплина, и в десять часов все должны быть в постелях, кроме того, некоторым больным не давали возможности развлекаться лечебные процедуры. Моя приятельница Китти, приехавшая лечить камни в почках, была прямо привязана к зданию санатория. Для вымывания камней она должна выпивать восемь литров целебной воды в день, и воду нужно ведь не только пить, но и выливать.
Люда, моя сожительница по комнате, была довольно приятная девушка, но вскоре меня начало раздражать ее упорное, не скрываемое разглядывание меня по утрам, когда я одевалась. Она сама обыкновенно лежала в постели до самой последней минуты, смотря на меня и делая всякого рода замечания относительно моей наружности, а чаще всего — моей одежды.
— Какие у вас красивые комбинации, — говорила она, вскакивая на минуту с кровати, чтобы пощупать материю, — батистовые и ручная вышивка. Вероятно, дорого заплатили?
— Нет, не дорого, дешевле, чем в магазине, мне их сделали несколько штук на заказ.
— Вон как! А батист у вас в Ростове легко купить?
— Не очень легко, но иногда можно.
Я не могла сказать Люде, комсомолке и активистке, что большинство моей одежды куплено у спекулянтов. Кто знает, как она отнесется к этому? Она может подать заявление в милицию, что я поддерживаю спекуляцию. Другой раз она пощупала материю моего платья.
— Чистая шерсть, вероятно, в 'Отеле мод' делали?
— И правда, в 'Отеле мод'.
— Удивительно, я вот сама ткачиха, знаете, я на шести станках одна работаю, а вот у меня нет таких хороших платьев, как у вас. Я очень хорошие деньги зарабатываю, а купить порядочного платья не могу, негде.
— Разве вам не продают материю на фабрике? Мне рассказывали, что когда на фабрике бывает производственный брак, то его продают работницам.
— Иногда продают. Работниц много, а брака мало. Вот это платье, меня премировали материей за стахановские показатели, — она показала шелковое платье, — но это редко бывает.
Однажды, когда она опять сделала несколько замечаний относительно моей фигуры, я вышла из терпения.
— Люда, неужели вы не знаете, что нехорошо все время наблюдать за мной? Займитесь чем-либо, вот вам лак для ногтей, сделайте себе маникюр, пока у вас есть время.
— Чего вы сердитесь? Ведь я говорю только хорошее.
— Хорошее или плохое, это все равно. Каждое утро вы меня рассматриваете, как будто я слон в зоопарке. Это неприятно!
— Если вы сердитесь, я больше не буду. Мне просто интересно.
Китти пыталась уговорить Люду поменяться комнатой, но Люда не согласилась, по-видимому, не хотела лишать себя интересного зрелища — рассматривать меня по утрам.
Китти — инженер, работает на заводе искусственного каучука в Ленинграде. От нее я узнала, что каучук делают из сахара.
— И много вы изводите сахара?
— Много; сахар переводим в спирт, а спирт — основа каучука. В последние пять лет построено несколько новых заводов.
— Знаешь, Китти, ты разрешила большую загадку для меня. Я часто задумывалась: куда идет сахар? У нас в Ростове последние три-четыре года невозможно купить сахара. Мне приятельница, доктор, рассказывала, что появились даже специальные болезни от сахарного голодания: нарушение сердечной деятельности и ослабление зрения.
— Теперь ты знаешь. А как ваша семья обходится? Покупаете у спекулянтов?
— Очень редко у спекулянтов. Моя мама часто покупает для нас мед в станице, у многих казаков есть пара ульев, и часть меда они продают. Кроме того, один-два раза в году мой муж ездит в командировку в Москву и привозит оттуда. Недавно он привез десять килограммов сахара да еще конфет вдобавок. Смешно и обидно, доцент университета едет в Москву, в научную командировку, а оттуда, как мешочник, везет в чемодане сахар, пряча его между бельем. Он рассказывает, что в вагоне, вскоре после выезда из Москвы, сделали обыск у пассажиров, искали сахар и мануфактуру; его, к счастью, обыскивать не стали. Иначе был бы скандал.
— Ну, конечно, охранники знают, кого обыскивать! Посмотрели на документы и оставили в покое, хотя отлично знали, что и у него есть сахар.
Я обрадовалась, что я еще в санатории, когда началась подписка на новый государственный заем, я надеялась, что она и кончится без меня и я увильну от 'добровольного' заема государству. Каждый год разыгрывается одна и та же комедия: во время объявления нового государственного заема созывалось собрание рабочих и служащих; на этом собрании член партийного актива предлагал подписываться на месячную зарплату всем без исключения, его поддерживало еще несколько активистов, причем во время речей употреблялись выражения, вроде: 'только враги сов. власти постараются увильнуть и не подписаться' и т.п. При этом упоминалось, что заводы Москвы и Ленинграда уже подписались и что нам нельзя отставать. Если кто пытался возразить, а такие храбрецы, хотя и редко, но находились, вся компания активистов набрасывалась на него, пытаясь 'заклеймить позором', вспоминая все его промахи и неудачи на производстве и выставляя его как антиобщественника и даже антисоветчика. Секретная часть, конечно, брала такого храбреца 'на заметку', и поэтому протесты бывали очень редкими, но многие пытались не подписываться, не объявляя об этом во всеуслышание. На собрании предлагалось поднять руку тем, кто против, никто, конечно, не поднимал, и предложение считалось принятым единогласно. После этого с подписным листом приходили к каждому в отдельности.
Управлению предприятия невозможно было пропустить ни одного рабочего. От министерства финансов присылалась разверстка купить облигации на полную сумму зарплаты всех рабочих. Если дирекция
