план побега
я и они
Ночной кошмар расцветает язвами плавящейся кинопленки, обрывается сладким прикосновением женских губ теребящих утреннюю эрекцию.
Я открываю глаза.
Девушка-будильник приветствует мое пробуждение поклоном и, улыбаясь, застенчиво щурится. Я выбираюсь из-под теплых объятий девушек-одеяла и поднимаюсь. Ко мне приближается кудрявый мальчик-писюар, в руках сжимает музыкальный щипковый инструмент. Он присаживается на расшитую бисером подушку и поднимает голову. Под обрывами бровей, лазурная скорлупа разбиваются об закрученные ресницы. Мальчик широко открывает рот, в зубах ни одной дырки. Я мочусь. Он шумно глотает, и в такт, тихо перебирает струны. Музыка всегда помогает мне рассеять туман сна в пробуждающемся сознании.
– Всплеск, минуты, расходится кругами секунд, но им не утолить нашу извечную жажду пить, – звучит голос из динамика.
Следует процедура утренней гигиены. Девственница, девушка-вода, которая питается лишь талой водой из горных альпийских ледников, облачена в короткое алое платье, стоит на раковине. Присаживается, плавно поднимая юбку, шорох атласной ткани об кожу, и опорожняется на мое лицо и руки сверкающей струей серебряной росы, кристально чистой водой отфильтрованной и согретой в непорочном теле. Следом за ней, в поклоне, подходит полураздетая чернокожая женщина. Вместо рук отрубленных по локти – длинные протезы усыпанные щипами роз, на которые наколоты белые ряды махровых полотенец. Культи, дрожат от напряжения. Я вытираюсь насухо об ворсистую ткань и еще раз об упругие полные молока пористые груди, чтобы забыть ощущение прикосновения к неорганической ткани.
– Минута, не стремящаяся более содержать в себе секунды, вспыхивает вечностью, – звучит голос из динамика.
В покои входят обрыватели паутины и лепестков, выковыриватели глаз и вырыватели зубов мудрости – вносят корзины полные добычи. Цепочкой вбегает дюжина пышногрудых молодых девушек с оголенным верхом – все цвета кожи. Входят портные, дизайнеры, модельеры. И пока, они, перешептываясь пальцами на языке глухонемых, украшают мое тело платьем из бутонов цветов и ожерельями из человеческой плоти, я прохожу возле девушек, что уже улеглись на ковре. Останавливаясь у каждой, я примеряю размер своей ноги к ее грудям. Совпадает. Цвет гармонирует лепесткам. Киваю глазами. Сапожник тут же двумя быстрыми движениями срезает груди, и уже втирая в кожу ароматные масла, шьет, мне мокасины со шнурками из детских кос. Девушка же, кланяясь, пытается улыбаться и, прижимая ладонями кровь к открытым ранам, удаляется вместе с остальными.
– Минутный запор, и время останавливается в ожидании взрыва опорожнения, – звучит голос из динамика, на фоне шума сливаемой воды.
Поэты – два брата-близнеца, привезенные в подарок к моему дню рождению из горной провинции, по моему велению дают название каждой минуте моей жизни. Специально приставленные к ним люди вводят в базу торжественно оглашенное новое название, и если компьютер находит совпадение – мучительное умирание ждет обоих от моего карающего воображения, если нет – звучит гонг, песочные часы переворачивают, начинается отсчет следующих 60 секунд. Пока один брат сочиняет и бодрствует, другой спит. Пожалуй, пытки перед смертью следует использовать со сбереженьем кожи. На память об их таланте, испытываю слабовольное желание оставить чучела – немые воспоминания о трепетном волнении вызванного высоким откровением поэтического слова. На память, о 5 126 435 записях в моей базе минут.
– Время, заточенное в этой минуте, разлагается запахом пойманной птицы в позолоченной клетке – звучит голос из динамика.
Утреннее совещание. Мне шепотом докладывают об обстановке на моей планете. В конце докладов, звучит прогноз погоды, но я заказываю другой. Синоптик кланяется и, кряхтя, со слугами выкатывает из покоев пятиметровый золотой глобус, инкрустированный драгоценными камнями.
Вносят утренний обед. В специально отведенном углу, размещается оркестр. Музыканты тихо подстраивают инструменты. Открывают партитуры. Взмах палочки дирижера. И в тающей, с каждой нотой, тишине, раздаются охи их любовного соития в нежной улучшающей пищеварение мелодии.
В руке хрустальный бокал с коктейлем: 3/4 женского молока к 1/4 крови девственницы, кончик вилки сжимает маринованными ручками зародыш в специях, рядом гарнир и диетические котлеты приготовленные на пару из юношеской плоти. На моем столе всегда все самое лучшее и свежее с лучших императорских ферм планеты.
– Минута, убеждающая нас, в том, что она не последняя, – звучит голос из динамика.
Ферма № 345-31. Женщине включают аудиозапись плача ее новорожденного ребенка, из набухших грудей начинает сочиться молоко. Рука в резиновой перчатке подставляет под сосок стеклянную емкость.
Ферма № 873-07. Обнаженная загорелая девочка, выращенная на фабрике девственниц возле южного моря. На теле белые следы купальника и гормональные прыщи на лице. Она одна в небольшой комнате перед телевизором. В руке пульт дистанционного управления. Переключаясь с одного порноканала на другой, она свободной рукой ласкает себя. Закушена нижняя губа. Входит человек в белом халате, на лице марлевая повязка и протягивает девочке стальной фаллоимитатор с неглубоким желобом по всей длине. Она, извиваясь от удовольствия, с усилием вводит его в себя, пытаясь прорвать плеву – не удается. Человек нажимает кнопку на пульте дистанционного управления фаллоимитатора и острые, свернутые трубочкой лезвия, веером раскрываются внутри девочки. Она кричит. Под желоб кровостока, руку в резиновой перчатке подставляет стеклянную емкость.
Ферма № 558-92. Разделочный цех. Подвешенные за ноги беременные женщины представительницы всех рас и национальностей с обритыми наголо головами, движутся по конвейеру от моющих и стерилизующих машин к вспарывающему живот роботу. У всех заклеенный белым скотчем рот со штрих- кодом. По лбам стекают слезы.
Склад. Грузчики быстро курят, пока очередная машина подруливает к месту погрузки. На картонных коробках надпись: «Маринованные зародыши в соку матери, с косточками. Срок хранения 9 месяцев со дня изготовления».
Ферма № 064-47. Ряды клеток, в которых выращивают мальчиков. С началом полового созревания им отрезают руки, предотвращая практику онанизма. Огораживающие стенки изготовлены из мелкой стальной сетки, которая не позволяет мальчикам просунуть член и орально или анально совокупится с соседями. С утра обслуживающий персонал совершает обход, и врачи, осматривая питомцев, выбирают тех, что уже поспели и плачут от похоти, желая поскорее проснуться, кончив в сон первой поллюцией. Их отводят в стерильно чистый разделочный цех, где каждого из них ждет резиновая девочка. Мальчики кричат от радости и набрасываются на них. Неловко совершают первые фрикции, тыкая культями в резиновые груди и силясь обнять искусственную плоть. Гидромеханические приводы тихо включаются, и резиновые ноги смыкаются на голых ягодицах, помогая совершать незнакомые для них движения. И как только подростки кончают, к сбору урожая приступают встроенные во влагалища электрические мясорубки. И вены вздуваются на висках мальчиков, и скачут они и катаются по полу, пытаясь освободиться от девочек и вырваться из цепких захватов механических ног, пока резиновые животы наполняются сочным фаршем из перекрученных пенисов и первой спермы.
– Кто не слышал? Шуршащий песок под шагами секунды. Умирающий вздох новой минуты, – звучит голос из динамика.
После утреннего обеда. Реактивный самолет уносит меня в город-лабораторию, изолированный от планеты бетонными рвами с кислотой, колючей проволокой гудящей под смертоносным напряжением тока, полями противопехотных мин и охраняемый по периметру отрядами спецназа.
