просили о вознаграждении за их ласки. Представляю, сколько бы вы потребовали на их месте за свою обвислую задницу. А тут никто обиженным не ушел. Давайте больше их так оскорбительно не называть.
– Шути. Шути. А представь, что одна из этих благородных фей твоя дочь? Или невеста сына? Жена? Мать? Сестра? Продолжать? Что перестал улыбаться?
– Думаю.
– Думай-думай. Но уверен, ты бы не обрадовался этому.
– А что об этом тайные общества завещали?
– Я же говорил, не дочитал.
– Запутано все так.
– И не вспоминай.
– Вообще-то если задумываться, что ты чьих-то дочерей и невест имеешь во все дыхательные и пихательные, можно и импотентом стать.
Девушка приоткрывает дверь и быстро заходит. Спрашивает:
– А чем вы тут сплетничаете?
– Женщины сплетничают, – хором.
Я и напарник подвигаемся в разные стороны, и она садится между нами. Молчим. Я созерцаю струйку песка, стекающую по стеклу.
Хрен его знает, почему так. Она красива, работает в модельном агентстве, вроде хорошо там котируется, возрастом с моего сына, нам говорит, что когда ее пытаются подложить за деньги под кого- нибудь жирного гуся, вроде меня с напарником, она всегда посылает – она ведь не продается. Так она бунтует против своих подружек, у которых есть только одна эрогенная зона – деньги. В принципе самая обычная хорошенькая девушка с виду, которой нравится, чтобы во время секса ее унижали словами и действовали чуть погрубее. Ничего не понимаю в них, не на того обучался, всегда, когда думаю о том, почему женщины такие, на душе как-то холодно становится, мне с ними тепло только когда я внутри них. Вот хотя бы она, нашла бы себе кого-нибудь, например, моего сына, но не сейчас, а до того как поверила, первому, второму, третьему, четвертому, что он ее любит, может быть, все по-другому складывалось в ее жизни. А может, она никому и не верила, а это я по старинке еще размышляю. Мне хочется спросить ее, о чем она мечтает и почему так происходит. Но я молчу. Жопа, рот, пизда – вот и все наше общение. Ни каких тайн, ни каких загадок. Просто хорошо отлаженные станки для любви. Опять я по старинке. Для секса. В ее возрасте я был совсем другим, не помню, каким именно, но точно, что не таким, у меня тоже чесалось в штанах, но я был другим. На песочных часах 10 минут.
– Все с меня хватит, – говорю я и выхожу из парилки. Холодный душ. Моюсь. Потом заворачиваюсь в простыню и сижу, пью горячий чай. Через музыкальный телеканал проносятся видеоклипы. Думать не хочется, когда натрахаешься, всегда дурацкие мысли в голову лезут, пока опять член не встанет. Остается лишь открывать глаза и закрывать глаза.
Всё. Все помылись, все оделись. Расплатились с администратором за 4 часа.
– Тебя куда-то подвезти? – спрашивает напарник девушку.
– Не надо. Я привыкла сама.
– Хорошо, передавай приветик «мятной».
Мы с напарником выходим из элитного салона красоты, прощаемся и разъезжаемся по домам.
первый снег
Возвращаюсь в квартиру № 139. Мы переехали ко мне. Твои слезы волнения в долгом разговоре с матерью позади и мои сигарета за сигаретой, пока я брожу вокруг дома, ожидая благословения.
Сейчас ты сидишь перед компьютером и азартно расчленяешь монстров.
– Помоги мне, меня на этом уровне все время убивают, – просишь ты.
– Да. Хорошо
Перед сном я втираю в твои груди и живот масла, мы готовим твою кожу, оберегая от растяжек. Я массирую кремом твои соски, чтобы, когда жадные и новые губы начнут высасывать твое молоко, соски меньше трескались. Мы читаем журналы для будущих мам и пап, ходим по магазинам, высматривая детские кроватки и коляски, соски и распашонки Я ищу новую работу с высокой зарплатой, а пока распродаю вещи, которые мне больше никогда не понадобятся. Иногда я жалею о том, что вернулся тогда. Иногда радуюсь.
– Помоги мне, меня на этом уровне все время убивают, – просишь ты.
– Да. Сейчас.
Иногда я счастлив, а иногда нет. Я все жду, когда ты захочешь мне помочь, ведь мое самочувствие можно исправить несколькими словами. Но ты или не замечаешь моего состояния или я не знаю, что тебе мешает. Меня всегда сбивала с толку внешность людей, как посмотришь все такие разные, как познакомишься все такие одинаковые. Если бы, все было наоборот, изнанка у масок разная, а маски неотличимы. Одинаковый рост, одинаковое телосложение, одинаковые лица, запахи, улыбки, глаза, голоса. И ты только по неуловимым движениям, походке, мечтам и желаниям можешь отличить их друг от друга. Интересно стали бы мы убивать своих двойников, любить, ревновать, изменять. Или все дело во внешности.
– Помоги мне, меня на этом уровне все время убивают, – просишь ты.
– Уже бегу спасать.
Теперь я все время забываю, как тебя зовут. Так оказалось, что имя, которым ты представилась при нашем знакомстве не твое. Об этом я узнал, когда встретился с твоей матерью и убедился, листая твой детский фотоальбом в котором было вложено твое свидетельство о рождении. «Какая разница как меня зовут» – сказала ты. Действительно разницы не было, но я перестаю тебе доверять. Тем более твое не настоящее имя постоянно фигурировало в рассказах, которыми была исписана толстая тетрадь в клеточку. Я случайно обнаружил ее при переезде. Герои рассказов – ты, с именем, которым я был, обманут, и он, с именем твоего предыдущего единственного и неповторимого с которым ты случайно познакомилась, в то время когда гостила у матери. А потом вы спешили друг к другу на выходных, переписывались короткими сообщениями по мобильному телефону. Ради него, ты и переехала в этот город, но на вокзале, он встретил тебя словами: «Прости, но у меня есть жена». Толстая тетрадь полная рассказов о ваших встречах, признаниях в любви, тайных обещаний и чередующихся поз и мест. «Когда я увидела тебя, я узнала того, о ком мечтала всю свою жизнь». А кто тогда я?
– Помоги мне, меня на этом уровне все время убивают, – просишь ты.
Теперь наше будущее окостенело крепче прошлого, и у воспоминаний больше альтернатив, чем у надежд. Я с раздражением грубо стягиваю тебя за руку с кресла. Ты начинаешь плакать и убегаешь на кухню, шумно захлопывая за собой двери, что-то падает и разбивается. Я мчусь за тобой и, догоняя, даю звонкую пощечину. Замахиваюсь еще. Ты от испуга жмуришься и оскаливаешься. Я улыбаюсь:
– Девушки рыдают – матросы смеются.
Но ты не отвечаешь, и мне слышно только как слезы разрывают твои глаза. Обидную тишину прерывает, мелодия вызова на твоем мобильном телефоне. Ты хватаешь трубку и кричишь:
– Мама, забери меня отсюда.
Через пятнадцать минут под окнами дома машина. Мать и ее новый постоянный половой партнер заходят к нам. Я сижу без дела, пока ты в противоположном углу плачешь.
– Я не понимаю, как можно ударить любимого человека, – говорит твоя мать.
Я тоже не понимаю «как?». И я не понимаю, зачем приводить домой любовников, которые дрочат на твою дочь.
– Я не представляю, как можно поднять руку на беременную женщину, – говорит ее сожитель.
Я тоже не представляю «как?». И я не представляю, как можно бросить жену с сыном, и что надо сделать, чтобы вторая жена начала пить и превратилась в не просыхающего алкоголика.
Они уходят. Я провожаю их. На меня никто не смотрит. Ты садишься в машину. На меня не смотришь.
