– Я скажу, но сначала хочу услышать твою версию, – интригующе ответил вампир у меня за спиной.
– Там ад… – выдохнула я сакраментально, – но они так беззаботны, что не чувствуют приближения зла.
Себастьян хмыкнул.
– Они не так глупы, как тебе кажется… – его вторая ладонь уже совсем не целомудренно обхватила мою талию, тонкие сильные пальцы плотно и жарко прижались к обнаженной коже. – Они знают, что святы. Им вовсе не угрожает это… «зло».
– Самоуверенные глупцы! – вспылила я, отступая в сторону.
Вампир рассмеялся уже в голос, посмеялся надо мной.
– Я гляжу, они вывели тебя из равновесия?..
– Вовсе, нет, – поспешила оправдаться я. «Вовсе, не они!» – прозвучало в голове.
– Похоже, это я тебя разозлил? Когда же ты поймешь, что меня не нужно бояться… – вздохнул Себастьян разочарованно.
– Когда ты перестанешь забывать свои обещания.
– Обещания?.. – смутился он, силясь припомнить, о чем я толкую.
– Да. Ты обещал меня не трогать, – помогла я и зашагала прочь, потому что интерес к этому месту у меня резко пропал, когда я поняла, что ни люди, ни вампиры не меняются. «Он пригласил меня сюда, вовсе, не для духовного наслаждения…» Уходя, я вела взглядом по студии, мысленно прощаясь с ней, полагая, что больше здесь не появлюсь, и уже, было, поднялась по ступенькам, когда взгляд упал на небольшой пестрый клочок бумаги на стене у рабочего мольберта Себастьяна. Меня настолько взволновала бредовая мысль, что я позабыла о ссоре с вампиром, забыла о нем самом, и вернулась. И, чем ближе я подходила, тем глубже погружалась в воспоминания. Этот этюд действительно был написан мной, в самом начале курса. На клочке А2 было утреннее небо, спеющая рожь и лесная полоса далеко, на линии горизонта. Я вспомнила, как работала над ее созданием, с каким трепетом, с какими эмоциями. Я думала о нем тогда, совсем его не зная, но представляя себе некое божество в мирской оболочке. К тому времени я видела Себастьяна лишь дважды – первый раз в коридорах академии, куда я пришла, чтобы записаться на курс, и второй – на первом его занятии. Тогда еще его образ был чист, репутация не запятнана однодневными романами, и Себастьян казался мне действительно божественным существом.
– Откуда?.. – вытаращилась я на свою мазню, которая, следует заметить, висела на довольно почетном месте. – Откуда это здесь?..
Вампир раскрыл рот, но, глядя на этюд, не смог выдавить из себя ни слова в оправдание. Лишь подошел ближе, разводя руками. Через минуту, под моим безмолвным требующим взглядом, он сдался.
– Ты… узнала? – расплылся он в виноватой улыбке.
– Конечно, узнала! А ты не узнал бы хоть одну из своих картин? То, что создавал своими руками… Эта моя детская мазня, разумеется, не достойна такого сравнения, но… Ты сказал, что потерял его! Я помню…
– И это ты помнишь?.. – хмыкнул Себастьян, отворачиваясь от моего пристального взгляда.
– Помню. Сейчас я вижу, что ничего ТАКОГО в нем нет, но тогда… он был мне очень дорог.
Я вспомнила, как не постеснялась дважды подойти к Себастьяну после занятий, чтобы спросить о своей работе. Я не поверила ушам, когда он заявил, что попросту потерял мой этюд, но и на следующей неделе его ответ был тот же.
– Да. Из–за тебя мне приходится иногда быть клептоманом, – развел руками вампир, с виноватой улыбкой глядя на меня.
– Из–за меня?!
– Твоя неприступность и неподкупность вынуждали меня порой совершать аморальные поступки.
– Это даже интересно, – хмыкнула я от разбирающего меня негодования. «Это же надо было обвинить меня! Оправдаться таким дурацким образом!»
– Давай я не буду сейчас каяться сразу во всем? – как ни в чем не бывало, предложил он. – Обещаю, что сделаю это позже. Сейчас просто скажу, что твое небо показалось мне настолько искренним, что просто выстрелило в меня мощнейшим зарядом вдохновения. Оно и по сей день подпитывает во мне нужную атмосферу… – он бережно провел пальцами по шершавой бумаге, разъеденной акварелью.
Я даже не нашла, что ответить. Уже не злилась. Я запуталась в чувствах, я не поверила Себастьяну сначала. Только после этого его жеста, растерянно пропустила в сознание его слова.
– Бред какой–то… – оказалось, я прошептала это вслух.
– Отчего же? – мгновенно отозвался вампир, оборачиваясь ко мне, – Сейчас я не менее искренен, чем была ты, когда писала это небо. Всегда хотел узнать, о чем ты думала в те минуты?..
Я замотала головой, сжимая губы, будто боялась, что проговорюсь машинально.
– Да брось, скажи. Неужели сейчас это все еще важно?
– Да. Я… не хочу об этом говорить, – отрезала я, дабы обезопасить себя от дальнейших расспросов, и мой взгляд забегал по другим картинам, в бессознательном поиске.
– Ладно, – понимающе усмехнулся Себастьян. – Но я тоже обязательно вернусь к этому вопросу позднее.
– Угу, – буркнула я, отправляясь на продолжение экскурсии по студии. Настроение явно приподнялось после комплимента от учителя. Никогда не думала, что сам Себастьян скажет что–то подобное. Я никогда не стремилась к его высотам, зная, что для меня они навсегда останутся за горизонтом. А потому я не спешила получить его одобрение и уж тем более столь лестный отзыв о прямо скажем детской работе. Но сколько я не пыталась разгадать его коварный план, для которого он мог бы украсть этюд, так ничего в голове и не сложилось. Ну не мог же он предвидеть, что я через полтора года окажусь здесь!
Я могла бы гулять по этой студии вечно, стоять у мольберта, представляя, как Себастьян, небрежно смахивая волосы с лица, перепачканными разноцветными пальцами, колдует над очередным холстом, в котором я захочу остаться навсегда, застыть под ванильным небом, уснуть на бархатной траве, заблудиться меж пушистых кипарисов… Но зазвонил мобильный, безжалостно возвращая меня в реальность. Себастьян говорил с кем–то, немного напряженно, ходил кругами. А потом положил трубку и сообщил мне, что ему придется уехать. Заметив разочарование на моем лице, он снова улыбнулся.
– Ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь. И даже воспользоваться мольбертом. Поди, надоело уже царапать ручкой альбомные листы?..
Я только рот раскрыла. «Я даже не мечтала!»
– Займись делом, – он потер мое плечо. – Пора мне выполнить свое обещание и подтянуть тебя к экзаменам. Так что… хочу увидеть твой сегодняшний уровень.
* * *
Он так и оставил меня, уехал раньше, чем дар речи ко мне вернулся. Предложение Себастьяна превзошло все мои самые смелые ожидания, но он не учел одного – творить вот так, с бухты барахты… писать картину лишь потому, что появились краски и холст?.. Я не могла. Мое сознание сейчас было слишком далеко от искусства и вообще от любого творчества. Я уже довольно давно сама себе не принадлежала. О какой самореализации тут можно говорить?
Я обошла студию, подметила, что наслаждаться картинами Себастьяна гораздо лучше без него, и наконец заметила в дальнем углу рекреацию с огромной кроватью. Отсюда она выглядела, как жертвенный алтарь – распластанная на небольшом подиуме, и слегка утопленная в него. Терракотовые простыни в сочетании с ванильной штукатуркой на стенах вызвали во мне сразу две совершенно не сочетаемые мысли – я голодна – и–я обожаю этого мужчину! Так как постель утопала в полу, здесь не было прикроватной тумбочки, зато почти весь периметр был завален каталогами, бумагами, кое–где припорошенными пеплом, и книгами. Одна из них лежала раскрытой прямо на подушке. Я помялась немного, оглядела еще раз студию, бросила взгляд на прикрытую дверь, и с разбега плюхнулась на постель. Шоколадная купель приняла мое тело, поглотив его. Двумя руками держа перед собой книгу, я перекатилась на спину, взглянула на обложку иллюстрированного издания: «Русская живопись. Ежегодный альманах 2006».
Я перелистала его, потом в стопке у изголовья нашла еще несколько таких, прошлых и позапрошлых годов… Уже не помню, на каком из них меня сморил сон. То ли безупречная мягкость постели, то ли запахи красок и древесины… Но я уснула, так быстро и так крепко, что даже когда дверь скрипнула, и кафель эхом